2020 02 07 Газета Труд: «Снайпер навсегда»

Александр Беляев

Диана Арбенина — о роке, песнях, гаджетах и детях

«Ночные Снайперы» возникли будто из ниоткуда в середине 90-х. С тех пор прошло более четверти века, андеграундный статус давно отменен, а «Cнайперы» под предводительством Дианы Арбениной выпускают все новые и новые песни, которые слушают и которым подпевают. Секрет популярности один: Арбенина — глубокий поэт, философ и собеседник, а к настоящему люди тянутся всегда: иногда — толпами, иногда — группками или поодиночке. В преддверии большого московского концерта группы мы решили выяснить у Дианы, есть ли на свете женский рок и если есть, то что это такое.

-Первые альбомы «Снайперов» выходили еще на кассетах, сейчас же любые носители — экзотика. Интернет изменил музыку или рынок?

— Во-первых, носители до сих пор вполне присутствуют в нашей жизни — и диски, и даже кассеты. Интернет — да, удобен, я сама — пользователь iTunes: там легко искать. Но неслучайно к нам вернулся винил. У меня хорошая вертушка, я часто покупаю пластинки — разумеется, речь о настоящих, а не таких, где просто CD перегнали в ретроформат… Короче, всему должно быть место. Я, кстати, с монитора не читаю — покупаю бумажные книги. Притом что, активно гастролируя, экономлю каждый грамм в чемодане, но место двум-трем книгам находится обязательно.

— В 90-е «Ночных Снайперов» относили к «женскому року». Вы там и остались?

— Не люблю теорий. Я просто пишу песни, они складываются в альбомы. Пишу много, альбомы выходят часто, паузы — пару лет, и такой темп мне по душе. Когда выхожу на сцену, должна понимать, что хочу сказать. А как это называется, что за жанр — не так уж важно… Тогда, в 90-х, действительно появилось много классных девчонок — интересных, самобытных. Ну а сейчас точно нет ни женского рока, ни мужского — есть отдельные крепкие имена. Хотя в юности мне хотелось, чтобы было братство поющих и играющих независимую музыку. Но за 26 лет ничего подобного мне так и не встретилось.

— О вас прямо с любовью отзывается Юрий Башмет. Насколько ваше музыкальное образование и опыт помогают играть с классическим музыкантом?

— С Башметом встреча не была случайной. Я долго отказывалась от проектов с симфоническими оркестрами — после «Би-2», которые первыми у нас начали играть «симфонические» турне, это быстро стало конъюнктурой. Но как-то организаторы очередного «Нашествия» предложили мне оркестр, и я, чтобы от меня отстали, сказала: «Если оркестр, то только Юрия Абрамовича Башмета!». И мы познакомились, правда, гораздо позднее! Мне нужен был именно рок-н-ролльный дирижер, а у нас в стране это, конечно же, он, Башмет. Потом мы с ним сыграли много концертов, получалось классно, но всякий раз это напоминало хождение по хрупкому льду. Музыкантов много, а Башмет такой тонкий… Очень велика ответственность. Но мы с ним дружим по сей день, и, уверена, сотрудничество не закончилось.

— То есть грядут новые кроссовер-проекты?

— Я никогда ничего не планирую: живу спонтанно, ярко, эмоциями. Мы, «Ночные Снайперы», конечно, часть рынка, как и любая востребованная группа, но не его заложники. У меня достаточно свободы, чтобы делать то, что захочу и когда захочу.

— Ваши дети успешно занимаются музыкой. Вы их видите в будущем на сцене?

— Они ходят в музыкальную школу, как миллионы других детей. Слух есть, но никаких сверхъестественных способностей пока не наблюдаю. И упаси меня бог тащить их волоком куда-то и делать на ровном месте династию. Мне вообще бы не хотелось, чтобы мои дети стали музыкантами. Лучше Тема пусть будет хирургом, а Марта — киношником. Но не режиссером или актрисой, а, скажем, оператором. Но, конечно, решать им самим. А базовое музыкальное образование никакому ребенку не помешает.

— Говорят, если не «подсадить» ребенка на классику, он ее потом для себя уже не откроет…

— Да не надо ребенка ни на что подсаживать! Разве что на неравнодушное отношение к жизни, к тому, что его окружает. Когда меня принесли из роддома, родители включили «Времена года» Чайковского. И все детство меня потом пичкали Чайковским — в результате привили стойкое отвращение к классической музыке. Музыкальную школу я окончила, извините, с красным дипломом, но отвращение это не проходило много лет. К классике я повернулась лет в 30. А к рок-музыке — в 12-13. И все равно я очень благодарна родителям за то, что они мне, младенцу, включили тогда Чайковского. Ведь музыку стоит знать разную. Просто потом, развивая ребенка, желательно следить, чтобы в уши ему не вливалась помойка.

— Скоро выходит ваша авторизованная биография. А почему вы не стали писать ее сами?

— Упаси меня господи в 45 лет писать свою биографию! Когда не сделала и половины того, чего хочу. Вот лет этак в 75 можно и попробовать — если еще захочется писать и будет про что. А так все эти годы я пишу песни, в которых мысль и мелодия бегут впереди всего остального. Но их слияние с собственной же мыслью, мне кажется, важно для любого артиста. Всегда ловила себя на ощущении, что Григорий Лепс или Валерий Меладзе сами пишут себе песни. Просто не понимаю, как можно так убедительно петь чужое.

— Как вы, артистка (подчеркиваю это слово!), относитесь к нынешней моде на феминитивы?

— Если говорить про «школьницу» или «учительницу», то это часть русского языка. Нормально отношусь. «Поэтесса», «музыкантша» — вообще не звучит, вызывает отвращение. Возвращаясь к вопросу о женском роке: в музыке в сухом остатке пол неважен. Никому не придет в голову педалировать: «Эдит Пиаф — это же женщина!» Ну женщина. Но она покруче многих мужчин, в том числе своих же авторов. Они не смогли спеть то, что сами пишут, а она спела! И Жанна Агузарова — не музыкантша, она — планета. И Дженис Джоплин тоже никакая вам не рокерша… Когда нечего сказать про группу, кроме того что там не фронтмен, а фронтвумен, то, возможно, девочкам имеет смысл найти другое занятие. Например, выйти замуж. Кстати, семья — это очень важно, гораздо важнее, чем рок-музыка. Говорю это абсолютно серьезно.

— Вот если послушать некоторых певиц, то создается ощущение, что Россия — страна, населенная обиженными девочками…

— Обиженные мне не близки, я их всегда побаивалась, поскольку они агрессивны. Вообще недолюбленность провоцирует жестокость. Я ограждаю себя от такого: не смотрю в кино чернуху, не смакую плохие новости. Живу, конечно, не в раю и не во внутренней эмиграции, просто от меня все подобное отлетает, как от машины капли дождя. Но тут важны оттенки. Поющая женщина, если она поет, а не произносит слова надутыми губищами, всегда несет грусть. Пиаф грустная. В Земфире для меня много грусти и одиночества. Это примеры людей умных, думающих.

Вот и мне хотелось бы до конца дней оставаться человеком думающим, неравнодушным, оголенным, вспыльчивым, ранимым, нервным. И краснеть от скромности до седых волос. Оставаться ребенком, но не инфантилом. Если человек на сцене поет об этом — об этом живет, я бы сказала, — меня это более чем устраивает. А вообще-то Россия всегда была страной думающей, но веселой, даже разухабистой. А мы — дети ее. Не будьте обиженными — будьте благодарными, и тогда у вас будет не бревно на спине, а два крыла. И смотреть вы будете не на грязь, а в небо.