2018 08 17 ТАСС: интервью «Я типичный пример жертвы»

«Ненавижу, когда шатается стол!» — говорит посреди беседы Диана Арбенина и быстро засовывает под ножку стола свернутую салфетку. Она во всем такая — быстрая, честная, резкая. Какая в песнях, такая и в жизни. 19 августа ее группе «Ночные снайперы» исполняется 25 лет. В интервью ТАСС музыкант рассказала о том, как пишутся песни, как ее однажды прогнали со сцены, что она думает о любви и карьеристках и за что мама-журналист однажды выгнала ее из дома.

Про жертву, хлеб, борщ и богадельню

— Вы в одном интервью рассказывали, что перед концертами иногда говорите своей группе: «Почему я не пошла работать на завод!» На каком заводе вы бы работали?

— Хлебозавод имелся в виду, мне потом группа хлебопечку подарила. Мне нравится запах хлеба, вообще очень люблю хлеб, как нормальный русский человек. Не игнорирую его, как многие сейчас делают.

— То есть если бы вы не стали музыкантом, то вы бы пекли хлеб. Другие варианты были когда-нибудь?

— Да и этого не было. Я была и остаюсь музыкантом. Знаете, перед выходом на сцену я всегда чувствую страх. Он был всегда, но сейчас прямо-таки животный. У меня даже руки могут чуть-чуть вспотеть. Но как только я делаю первый шаг из-за кулис, то перестаю бояться. Мне кажется, это волнение объяснимо: пока ты волнуешься, ты живой, стремишься вперед. Как только ты решаешь, что ты герой и невероятная звезда, — тебе нужно просто бежать со сцены и сидеть дома. И печь тот самый хлеб. Мы служим сцене, а не она нам.

— Вам хоть раз в жизни хотелось все бросить и уехать, условно говоря, выращивать капусту?

— Капусту выращивать или хлеб печь, давайте определимся?

— Есть такая легенда про римского императора, который оставил власть и выращивал капусту…

Когда человека рядом со мной устраивает результат на «четыре», я думаю: «Какого черта ты здесь? Если ты мне не прикрываешь спину, если ты соображаешь туго — давай прощаться!» Либо музыка, либо богадельня

— Мне кажется, это просто легенда. Власть затягивает и не отпускает, как и сцена. Знаете, я довольно часто говорю: «Вот сейчас все брошу, уеду и буду писать книги». Надеюсь, что в какой-то момент я все-таки это сделаю. Но если решусь на это, то не буду, как многие, устраивать «прощальный тур» на 10–15 лет. Потому что уходя — уходи. Пока уйти не готова. И от музыки не устаю. Мне так же в кайф писать песни, как это было 25 лет назад, и даже больше. Я устаю от ежедневной рабочей рутины, от переездов, от проколов людей, которые со мной работают, от равнодушного отношения, от халатности. Я просто ненавижу, когда человеку все равно, как он сделал свою работу. Здесь речь идет не про мораль, а про отношение к жизни. Я выхожу на сцену — и на ней умираю. Я бы и рада не умирать, но у меня не получается. Я на ней оставляю себя всю. И когда человека рядом со мной устраивает результат на «четыре», я думаю: «Какого черта ты здесь? Если ты мне не прикрываешь спину, если ты соображаешь туго — давай прощаться!» Либо музыка, либо богадельня. В моем случае — только музыка.

— Далеко не из всех, кто начинает петь, что-то получается. Что нужно, чтобы получилось — как у вас?

— Мне кажется, надо осознать себя жертвой. Я вот типичный ее пример. Я же не замужем, у меня нет семьи в привычном смысле слова — когда ты приходишь с работы, готовишь борщ, едешь в Турцию на «все включено»… Я постоянно в гастролях, у меня огромный комплекс вины перед детьми (у Дианы двойняшки — восьмилетние Артем и Марта — прим. ТАСС), которых я не вижу неделями. Но это мой путь, мое жизненное кредо. И когда я произношу слово «жертва», это не значит, что меня надо жалеть, что я страдаю. Я просто адекватно отношусь к тому, чем я занимаюсь. Сцена поглощает максимально и требует, чтобы голова не выключалась вообще. У меня она работает постоянно. Сейчас на кону стоит «Олимпийский» (на 4 ноября у группы запланирован большой концерт — прим. ТАСС) — это просто вымораживает, это такой аврал. Я каждый день что-то делаю для этого концерта.

Про «ослиные уши» и песню «Катастрофически»

— Писать песни — это тоже прежде всего работа?

— Я, написав песню, лежу на полу пять-шесть часов и не могу двинуть ни рукой, ни ногой. Во мне полное опустошение. Мне кажется, многие творческие люди прекращают писать, потому что ленятся. Вот ты приходишь на тренировку в спортклуб. Тебе хочется заниматься? Нет! Ты себя преодолеваешь и после кайфуешь от самого себя. Когда к тебе приходит песня и ты понимаешь, что сейчас твой мозг подвергнется испытанию электрошоком, — конечно, нужно на это решиться. Поэтому многие люди, получив первые существенные деньги, начинают ходить по ресторанам, покупать квартиры… Я не против отдыха и уюта, но я и сейчас выберу писать песню. Да что рестораны? Даже если мне нужно будет выбрать — пойти на родительское собрание или писать песню, — я выберу песню. Считайте, что я очень странная мама. Но я все-таки думаю, что собрание может подождать — я найду время поговорить с учителями, а песня — нет.

— Вы как-то сказали, что «песни получаются не из счастья». А из чего? Как они пишутся?

— Знаете, как я написала песню «Катастрофически»? Это было в конце 90-х, когда мы еще не умели играть нормально. Приехали в один из российских городов, нас пригласили выступить на какой-то частной вечеринке. Там даже сцены не было, мы стояли на цементном полу. Минут через 15 ко мне прямо во время песни подошла наша директор и сказала на ухо: «Диана, пой, пожалуйста, тише!» Мы стали играть еще громче, потому что когда ты не уверен в себе, ты делаешь все еще хуже… Еще минут через 10 она подошла и сказала: «Завязываем, уходим». Это был единственный случай в моей жизни, когда меня попросили уйти со сцены. Мы, расстроенные, разошлись по своим номерам, и я написала одну из лучших своих песен. А если бы нас не «попросили», то я бы вышла после концерта выжатая как лимон. И уж точно бы не взяла гитару в руки.

Песня не пишется под наркотиками, алкоголем, сигаретами. Я в это не верю. Творчество должно быть чистым, мозг должен работать на пределе своих возможностей, чтобы поймать и уложить на бумагу то, что витает в воздухе. Я пишу в состоянии кайфа. Но это тот кайф, когда ты ешь мороженое и думаешь: ой, как мне сладенько. В основе рождения песни всегда печаль и счастье от того, что ты живой.

— Многие пишущие люди говорят, что не могут перечитывать свои тексты, потому что они кажутся ужасными…

— Бедняги какие. А зачем тогда писать было? И что еще более непонятно — зачем было обнародовать? Если я вдруг слышу свою песню, которая была написана, условно говоря, 15 лет назад, я думаю: «Ух, классно написала, какая молодец!» Но чтобы так было, надо работать. И учиться. Если «я поэт, зовусь я Светик» — это сразу видно. Как бы упорно ты себя ни называл прекрасным писателем, поэтом или композитором, все равно ослиные уши твоего невежества вылезут. Я училась на лингвиста — сначала в Магадане, потом в Питере. И эти «мои университеты» помогли мне подходить к себе трезво и «с кнутом» за малейшую шероховатость в тексте. Поэтому мне и не стыдно читать то, что я писала когда-то. А песен у меня больше трехсот — мы как-то подсчитали и увидели, что я пишу в среднем по три песни в месяц.

— А вы к себе вообще подходите «с кнутом»?

— Да, мне бы себя любить побольше.

Про любовь, баррикады, Ксению Собчак и «31-ю весну»

— Каждая ваша песня — это история любви, и вы не раз говорили, что больше писать не о чем…

— Это так. Женщине — так точно. Ну не про баррикады же писать…

— А почему?

— Слушайте, мне кажется, это как-то убого. Женщины-революционерки всегда вызывали у меня не то что бы брезгливость, но вселенскую тоску. Из всех женщин, которые когда-либо сражались, мне близка только Жанна д’Арк.

Чем скакать с флагами, лучше накорми сначала мужа и детей. А потом уже иди на баррикады
Все эти революционные дела, как мне кажется, заканчиваются тем, что женщины не умеют готовить нормально, не умеют нормально обслуживать свою семью — которую они должны обслуживать по факту. Чем скакать с флагами, лучше накорми сначала мужа и детей. А потом уже иди на баррикады.

— Интересно: вы селф-мейд-женщина и, в общем, можете быть примером феминистки. Но при этом любую популярную «фейсбучную» феминистку ваши слова очень разозлили бы!

— То, что я говорю, — исключительно мое мнение, я его никому не навязываю. Кому близки баррикады — ради бога. В настоящей женщине может сосуществовать и то и другое. Вот, например, Ксения Собчак, которая баллотировалась в президенты, тому подтверждение: она умный человек, и у нее отличная семья. Я говорю о женщинах, которые не умеют за собой следить и у которых дома бегают тараканы.

— Вернемся к песням. Писать о любви — значит увековечивать свои любовные истории. Бывает ли такое, что вы слушаете свою песню и вспоминаете: вот тут был вот такой роман, такой человек?

— Хороший вопрос. Нет. Мне становится все равно. Изначально человек, чувство к нему, дает мне импульс. А дальше Бог стелет простыню из слов и нот. И к нам — к людям, у которых есть или была связь, это уже имеет опосредованное отношение. Я благодарна тем, кто давал мне импульсы. Я очень люблю человека, благодаря которому была написана песня «31-я весна». Мы дружим, и я его с каждым годом люблю больше. Как и песню, кстати. Но когда ее пою, то об этом не думаю.

— Вы как-то сказали, что с возрастом любовь накрывает все более «катастрофически».

— Конечно.

— Считается, что обычно бывает наоборот, это только в юности влюбляются так, что сносит крышу…

— А в 40 ты уже стар и тебе уже не надо? Ну что, я поздравляю тех, кому не надо. Мне необходимо до сих пор. И даже больше, чем в 20.

— Вы часто влюбляетесь?

— Сейчас нет. Но это временно. Всю меня поглотил юбилейный год и, конечно, «Олимпийский»! Мы к нему с декабря готовимся, я уж думаю: скорее бы… Чтоб я наконец стала собой. А то я какая-то нудная: работа, работа, работа, работа и, конечно, дети. И все. Ни цветов тебе, ни свиданий, ни сердечного трепета.

— То есть для вас нормально было бы, если б с декабря до сего дня вы три раза успели влюбиться?

— Нет, я так не могу. Когда я влюбляюсь — это землетрясение. Придет время — почувствуете.

Про Монеточку, секс, смерть и бессмертие
— У вас есть песня «Цой», посвященная рок-музыкантам 80-х и 90-х. Что думаете о фильме «Лето»?

— Я пока не смотрела его. При всем моем уважении и любви к Кириллу Серебренникову. Посмотрю, конечно, но мне пока как-то боязно. Понимаете, я прожила 10 лет в Питере и хорошо знаю, что такое питерские сквоты, что такое питерские коммуналки, нищета, знаю тусовку, которая варилась в ленинградском рок-клубе… Было слишком здорово и фатально. Я не хочу пока туда погружаться. Это как встреча с одноклассниками. Я бы не рискнула с ними увидеться.

— К слову, о русском роке. Вы как-то сказали, что ему сегодня не хватает секса. Мне кажется, если у кого в российской музыке есть секс в песнях, то именно у вас. Как это удается?

— Ну, это самый большой комплимент, который вы могли мне сделать. Почему так? Потому что мне это важно, я в этом расцветаю, я не представляю жизни без любви и занятий любовью… Я не верю, что человек может быть без этого счастлив и полноценен. Я всегда вижу, когда у женщины какие-то проблемы в этой части жизни. И жалею карьеристок. Думаю: «Боже, какая ты глупенькая! Деньги и слава никогда не сделают тебя такой счастливой, какой может сделать любящий человек». Я люблю умных и сексуальных людей. (В этот момент у Дианы звонит телефон. Она отвечает: «Валерочка, извини, пожалуйста, у меня интервью, я перезвоню. Спасибо-спасибо-спасибо, что позвонил!»)

— А сексуальный человек — это кто? Он какой?

В моей семье никогда не было ни намека на скупость и жлобство. Отдай самое лучшее, отдай свое. Меня так воспитывали. В шестом классе — не поделилась конфетой, так тебя просто на дыбе поднимают!

— Вот, к примеру, Валерий Меладзе! Который только что звонил. Если говорить о мужчинах — мужественный, интеллигентный, улыбчивый… Вообще, мне нравятся щедрые мужчины. У меня такой отец. В моей семье никогда не было ни намека на скупость и жлобство. Отдай самое лучшее, отдай свое. Меня так воспитывали. В шестом классе — не поделилась конфетой, так тебя просто на дыбе поднимают! Выкорчевывают из тебя это «собственничество». Хорошо, что это было, потому что теперь мне не жалко отдать: у меня есть гитара, есть лист с ручкой, и мне нормально.

— Про отсутствие секса в современных исполнителях — за последнее время это как-то изменилось? Вообще «та молодая шпана, что сотрет нас с лица земли» (строчка из песни Бориса Гребенщикова — прим. ТАСС) появляется?

— Смотря в каком жанре. Если говорить про русский рок, то он как-то затух. Но мы живем по принципу «тот, кто выжил, тот и выжил», и если он устарел, значит, пришла пора. Я бы хотела, конечно, чтобы появлялись талантливые девчонки…

— А как вам Монеточка?

— Пока никак. Не впечатлена. Когда я услышала Земфиру «У тебя СПИД, и значит, мы умрем», сразу было понятно, что родился классный перспективный автор. А сейчас многие ребята эпатируют, но очень часто за ними ничего не стоит. Эпатировать можно полтора раза, потом это никому не интересно.

А людей, которые бы писали клевые песни, очень мало, но они, безусловно, есть. Вот Баста, например. Когда он позвонил и предложил спеть с ним «Сансару», я говорю: «Вася, это твоя лучшая песня, гениальная». Я очень редко произношу это слово. Но «Сансара» — одна из лучших песен, которые написали люди в этой стране. «Когда меня не станет, я буду петь голосами моих детей…»

— Вы думаете, бессмертие — это дети, а не то, что человек создает?

— Я считаю, что дети — это самое главное, что мы делаем в жизни, несмотря на то что еще непонятно, какими они вырастут. Но я очень сильно стараюсь, чтоб они выросли хорошими. Сегодня ко мне Тема пришел утром в 7.15 и стал стучаться. Я говорю: «Тема, ты мне не снишься ли? Я миллиард раз говорила: к маме заходим, умывшись и одевшись. И в принципе, мой дорогой, ты можешь сам себе и нам приготовить завтрак. Поэтому, Артем, если ты еще раз придешь в 8.00 утра, ты сразу же надеваешь спортивную форму, делаешь 20 кругов вокруг дома и 50 отжиманий. Ты меня понял?» Он мне: «Да, понял.» Детей нужно воспитывать каждую секунду.

— Я видела ваш клип на песню «Инстаграм» (сюжет клипа отсылает к истории двух влюбленных подростков из Псковской области, которые в ноябре 2016 года забаррикадировались в доме, обстреляли полицейских и покончили с собой. В клипе — хеппи-энд: Диана заходит к ребятам, разговаривает с ними, и все остаются живы. Клип сняла Валерия Гай Германика — прим. ТАСС ). По ней было видно, что вас очень сильно пробрала история этих детей — возможно, потому, что вы сама мама…

— После клипа нам написали из группы памяти этих ребят — там есть их родители. Я думала, они не воспримут, очень этого боялась! А они сказали: «Спасибо, что вы показали, как могла бы закончиться эта история, если бы мы поговорили с нашими детьми…» Конечно, звучит самонадеянно, но мне кажется, я могла бы их спасти. Очень многие взрослые забывают, как они были детьми и подростками. А я как была ребенком, так и осталась. На съемках клипа мне говорят: разговаривай с ребятами-актерами. А они сидят и уже притомились. Я сначала растерялась, а потом стала рассказывать им байки из рок-н-ролльной жизни. Они так здорово реагировали, им по-настоящему было интересно.

— Что-нибудь в современности вас «цепляло» так же сильно? Пожар в Кемерове (в результате пожала в ТЦ «Зимняя вишня» погибли 60 человек, большинство из них — дети, запертые в кинотеатре — прим. ТАСС), например?

— Самое чудовищное то, что эта история заботила людей дней пять, неделю… А потом все стали жить своей жизнью. А люди навсегда остались без своих близких. В принципе, это объяснимо, потому что невозможно долго лить слезы из-за чужого горя… У каждого свои ежедневные заботы, огорчения и проблемы. Но теперь я детей в кинотеатре не оставляю. А раньше оставляла и шла в магазин в том же торговом центре. Я просто не люблю современные мультики. Когда с детьми хожу, минут через 15 они мне в лицо заглядывают: «Мама, уже спишь?»

Про Светлану Сурганову и мат

— Несмотря на то что большую часть своей жизни «Ночные снайперы» существуют без Светланы Сургановой, для многих поклонников то время, когда вы работали вместе, осталось «золотым». Ни разу за эти годы не пожалели, что получилось вот так?

— Когда мы со Светой только познакомились и она начала играть, я сказала: «Слушай, меня вообще очень раздражают женщины, которые играют на гитаре, но у тебя получается клево». Я вот такая тогда приехала из Магадана, очень прямолинейная… У меня есть два варианта ответа на ваш вопрос про наше со Светкой расставание. Если я хочу, чтобы на меня не ополчилась аудитория, то, конечно, должна сказать, что пожалела. Но я хочу остаться честной перед музыкой, историей и самой собой. Это была моя инициатива. Я сказала: «Мы играем разную музыку. Ты пьешь чай, я пью кофе, зачем их смешивать, получается бурда. Поэтому давай расставаться». И жизнь нас рассудила: у нее есть свой отличный коллектив, у меня свой. Единственное, я хочу услышать ее абсолютно новые песни. Для меня же самое главное — это писать песни, из-за них я выхожу на сцену. Мне нужно постоянно самой себе доказывать, что я имею на это право…

— То есть «ругаешься матом и песен не пишешь» — это плохо (строчка из песни «Ночных снайперов» «Асфальт» — прим. ТАСС)?

— Ну, это не про нее. Она и матом никогда не ругалась, это я у нас в дуэте была «плохим полицейским».

— А вы ругаетесь матом?

— А кто сейчас не ругается матом? Только моя мама, пожалуй. В моем студенчестве меня мама из-за матерного слова выгнала из дома. Мы пришли с друзьями, а мама работала. Она журналист, и у нее была печатная машинка, шумная, все время стрекотала. И если в доме наступала гробовая тишина — значит, мама думала. А у моей однокурсницы поползла стрелка на колготках, и она в этой гробовой тишине сказала: «*****!» И тут открывается дверь и появляется моя мама: «Зайди, пожалуйста, ко мне на минутку». Я захожу, она мне говорит: «Чтобы их сейчас в доме не было». Я говорю: «Тогда и меня не будет» — «Пожалуйста». Я и ушла. Ну что, я должна была своих друзей выгонять?

— И про юбилей. Даже людей колбасит, когда им исполняется 25. Как себя чувствуете накануне 25-летия группы?

— Нет, ну если б моей группе было 50, это был бы гигантский срок. А что такое 25? Это повод устроить концерт в «Олимпийском», не более того. Приходите — увидите, о чем я вам здесь рассказывала.

Беседовала Бэлла Волкова

17.08.2018