2005 04 15 ОМ: «Ошибка снайпера»

корреспондент — Ольга Логинова

ПРЕДИСЛОВИЕ

Когда они появились на рок-сцене, одинаковые, как близнецы, со своими короткими стрижками и впалыми щеками, со своими ни на что больше не похожими песнями, толкующими о подлинной страсти, ни на что не похожего рода, стало ясно: вот она, возможность новой музыкальной эстетики. Заслуга «Ночных снайперов» состоит в том, что они переделали женский рок из псевдомужского в уникальный и исключительно женский, рассказав историю своих чувств с точки зрения ума, силы и благородства, без сиропа, соплей и излишнего пафоса. Их язык был искренним, ярким и полным драйва. И где теперь они, девушки, стреляющие из темноты без промаха? Каждая — в своем мире. Предупреждаю сразу: никто не собирается потакать желанию большинства, которое интересуют только две вещи: лесбиянка ли Сурганова и было ли у них что-то с Арбениной? Договоримся так: Сурганова любит женщин, с Арбениной у них было что-то, и хватит об этом. Поговорим о душе.

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ:

Светлана Сурганова (СС) в роли себя самой

Ольга Логинова в роли Девушки из Ома (ДиО)

Три подружки Светланы Сургановой в роли греческого ХОРа

Диктофон

Действие происходит в Одном кафе, поздним вечером, в метель

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

К ЧЕМУ ПРИВОДИТ ВСКРЫТИЕ ТРУПОВ

 

СС и ХОР в кафе. Они едят десерты, пьют чай и «Русский стандарт».

Входит ДиО.

ДиО (взволнованно): Простите, я опоздала.

СС и ХОР молча и учтиво кивают.

ДиО (достает Диктофон): Давайте начнем.

Никто не возражает.

ДиО: Разминочный вопрос: что изменилось в мире для тебя с тех пор, как из просто человека ты превратилась в человека, у которого все время берут интервью?

СС: В мире ничего особенно не изменилось, а для меня прибавилось волнений. Потому что для меня каждое интервью -это стресс. Как сбор анализов у больного.

ДиО: Все так неприятно?

СС: Я просто человек, который не любит о себе рассказывать. Мне проще про себя спеть песню, выразить себя в музыке, на сцене. А это все — пустое.

ДиО (уязвленно): То есть мы ерундой сейчас занимаемся?

СС (примирительно): Да нет, не ерундой. Но мне интервью тяжко даются. Я человек необщительный. Не люблю общения. Люблю вести замкнутый образ жизни, и меня это вполне устраивает. Для меня каждое интервью, каждая новая встреча, каждое знакомство — это тяжелое эмоциональное испытание.

Возникает пауза, из которой становится очевиден всеобщий зажим. ХОР настороженно молчит.

ДиО (в сторону): Вот я попала-то! Похоже, будет непросто…

СС (неожиданно): Да ты не волнуйся, я сейчас разговорюсь.

ДиО (взволнованно): Я тоже, я тоже сейчас разговорюсь, не волнуйся… (Переведя дух.) В твоем прошлом — «Ночные снайперы», в настоящем — «Сурганова и оркестр». А что в будущем?

СС: В будущем? Трудно загадывать. Меня пока все устраивает, включая ребят, которые со мной работают, — они замечательные музыканты, классные парни. Не знаю, куда меня моя фантазия заведет, какие эксперименты музыкальные мне захочется производить, но то, что я пока хочу заниматься музыкой — это однозначно. Хочу музицировать, хочу выступать, мне это греет душу, греет тело, мне это нравится. Думаю, что в будущем будет «Сурганова и оркестр». Я не собираюсь менять ни лейбл, ни название, ни состав. Могу его только расширять.

ДиО: В словосочетании «Сурганова и оркестр» что за люди прячутся за словом «оркестр»?

СС: Мне с этим повезло — я взяла практически готовый, сыгранный, сплоченный музыкальный коллектив под названием «Север-комбо». Группа питерская, есть своя авторская программа — они играют в латиноамериканской эстетике, музыка зажигательная, танцевальная, потрясающая — мне очень нравится. Я была у них на концерте в одном питерском клубе и просто влюбилась в этот коллектив. И сделала им предложение. А они не смогли отказаться. И вот уже скоро два года как мы сотрудничаем. И я счастлива.

ДиО: Ты говорила, что у них своя эстетика. А как сильно они повлияли на тебя и на твой стиль творчества?

СС: Влияние, конечно, чувствуется. Но я давно уже тяготела к латиноамериканской эстетике, меня буквально с детства будоражат эти ритмы, танцы — все эти румбы, самбы, пасодобль, ча-ча-ча. Это мне близко по темпераменту, как оказалось, и потому они совершенно в жилу, в тему пришлись. «Оркестр» — это большие профессионалы в музыке, в своем деле, эти люди знают о данном направлении все досконально. Они мне очень много рассказывали об этой музыке, я теперь знаю кучу разных перкуссионных инструментов, каких-то направлений, стилистик, и, разумеется, я не могла не включить это в свою программу. Некоторые песни, конечно же, стали звучать из-за этого неожиданно, особенно для тех людей, которые знают мой материал уже не первый год. Услышав новые интерпретации, кто-то из них был шокирован. А потом то ли они свыклись, то ли приняли этот преобразившийся материал — вместе со мной преобразившийся, — теперь все воспринимается весело. Я обожаю, когда люди танцуют, когда они не скрывают своих эмоций. Поэтому мне очень трудно даются сидячие залы. Это тяжело.

ДиО (чувствуя, что обтекаемые ответы порождают все более обтекаемые вопросы, и наоборот): А что тебе ближе — маленькие клубы, которые дают чувство большей сопричастности, или какие-то огромные стадионы? Что больше подпитывает?

СС: Ну, на самом деле практика больших площадок у нас не так уж велика. В основном это клубы, ну, тысячники, двухты-сячники. Но были и сидячие залы — МХАТ, например, театр им. Акимова, другие театральные площадки. Чтобы раскачать эти залы, требовалось в два-три раза больше эмоционального, психологического потенциала. Когда сидишь в мягком удобном кресле, то какую бы зажигательную музыку ты ни слышал (скептически качает головой)… И все равно на последние три песни народ встает, обязательно танцует. Сейчас выходит наш новый альбом, и вот эта новая программа будет больше предназначена как раз для сидячих залов, возможно, для более взрослой публики. В альбоме «Возлюбленная Шопена» достаточно много музыкальной информации -это музыкально-звуковой перфоманс; поэтическая нагрузка тоже будет неслабая: помимо моих текстов там будут звучать стихи Ахматовой, Лорки, Гумилева. Вот у тебя какие ассоциации вызывает название «Возлюбленная Шопена»?

ДиО (мечтательно): У меня? Кринолины, пудра, канарейки в золоченых клетках… Почему-то так.

СС (восхищенно): Здорово! А Аврора Дюдеван — нет?..

ДиО: Ммммм…

СС: Она же Жорж Санд. Возлюбленная Шопена.

ДиО (про себя): Фу, стыд какой! (Вслух.) У меня Жорж Санд больше почему-то с Вирджинией Вулф ассоциируется…

СС понимающе улыбается.

ДиО: А еще все это у меня ассоциируется с темой женского рока. Общеизвестно, девушки-рокерши всегда как-то уютнее чувствуют себя в образе эдаких «своих парней», выглядят и ведут себя, как заправские брутальные мужики. С чем это, по-твоему, связано?

СС: Я думаю, что каждая женщина, связанная с музыкой, особенно с рок-музыкой, — это внутренне сильная и смелая женщина и, как мне кажется, способная на эксперименты, в том числе над собственной внешностью, имиджем.

ДиО: В последнее время наблюдается, тем не менее, странный процесс. Дама, которая позиционировала себя определенным образом, вдруг отращивает длинные волосы, переодевается в юбки, надевает розовые клипсы, банты и т. д.

Пока ДиО говорит свою реплику, СС и ХОР оживляются, начинают улыбаться и обмениваются многозначительными взглядами.

ДиО (продолжает): Была-была своим парнем, и вдруг раз — выходит замуж…

СС (явно стебется): Бывает и такое. Я что-то слышала про это.

ХОР гомерически хохочет.

СС (невозмутимо): Вы знаете, я думаю, природа берет свое. Сначала девушка хотела казаться смелой, на грани вульгарности, может быть, а теперь почему бы ей не побыть нежной, импозантной, грациозной, загадочной? Это просто игра воображения и желание экспериментировать над собой. К тому же в любой женщине, какой бы сильной она ни была, все равно есть эта неповторимая… тонкость…

ДиО: Видя имидж и реагируя на него, зрителям свойственно переносить сценический образ на личную жизнь артиста, делать естественные выводы о направлении его сексуальности, например. Что же получается, была девушка лесбиянкой — и вдруг взяла да изменилась? Когда она врала — прежде или сейчас?

СС: Иногда люди выдают себя не за тех, кем они на самом деле являются. Вообще людям свойственно меняться, особенно с возрастом. Конечно, если говорить о каких-то продюсерских проектах, когда человек не имеет никакого отношения ни к лесбийской эстетике, ни к этому вопросу вообще, а из него делают леди какой-то определенной ориентации, — это одно. Потому что публике интересно — пока еще интересно, или будет интересно. И другое дело, когда человек знает, о чем он поет, находясь в этой истории.

ДиО: То есть если однополая любовь — это есть в жизни того или иного человека, а песни или стихи — эманация его души, то тема творчества такого артиста с годами не изменится?

СС: Человек, конечно, может говорить о разных вещах, но все равно это будет его лейтмотивом. Потому что это его суть, а правильней и проще всего петь о том, что ты действительно знаешь, что ты сам прочувствовал.

ДиО: Относительно настроения, кстати. В одном старом американском кино звучало, что блюз — это когда хорошему человеку плохо. Как ты это откомментируешь? Для твоего творчества больший повод счастье, радость или все-таки… минор?

СС: Моя задача — любой минор, любую трагедию, любую самую тяжелую проблему или жизненный вопрос подать светло. Через улыбку. Через свет. Наверное, не зря меня назвали Светланой.

ДиО: А муза посещает тебя чаще в моменты трагедий?

СС (слегка кокетливо): Знаешь, она такая капризная барышня! Абсолютно непредсказуемая. Может быть, сумма впечатлений диаметрально противоположных — совершенно термоядерная смесь из депрессоидно-эйфорических настроений. И ты вот между этим болтаешься, и вдруг у тебя возникает… нечто. (Пауза.) Сложно сказать. Но, безусловно, это какие-то обязательно сильные впечатления, на грани стресса, или сам стресс.

ДиО: А ты нормально это воспринимаешь, когда твой стресс вынесен на публику, из него получилась песня, под которую люди радостно танцуют и размахивают руками?

СС: Это уже мне не принадлежит. Я это уже пережила. Эта ситуация — она уже недосягаема, меня ничто не тронет. Мне приятно, что люди реагируют, они сопричастны, они сопереживают моим чувствам. Но они не могут меня обидеть, если я, например, ожидаю одну реакцию, а получаю другую. Боль — это уже во мне, это мое и только мое. А песня принадлежит людям, и они делают с ней что хотят… как хотят, так и реагируют. Главное, чтобы она вызывала какую-то реакцию, чтобы это не было какой-то пустышкой.

ДиО: В детстве у тебя были кумиры? СС: Безусловно. Я очень люблю некоторых мультипликационных персонажей, например — Шапокляк. Смелая женщина, такая необыкновенная. Еще очень любила одну девушку-девочку -Пеппи Длинныйчулок. А если говорить о теперешних кумирах, то это величайшая актриса, умнейший человек, учитель с большой буквы -Алиса Бруновна Фрейндлих. (С жаром.) Вспомните «Служебный роман» — какая она сексуальная в этом фильме!!! Она восхитительная, ее же просто хочется носить на руках!..

ХОР (коварно): А ты Фрейндлих в ее нынешнем виде любишь или в тогдашнем? СС (отмахивается): Да в любом, какая разница… Она такая классная, она такая…

ХОР (с радостным гоготом): Света, ты геронтофилка!

СС (раздосадованно): Черт, ну я же не о теле теперь говорю, а о душе!.. Из поющих дам по-прежнему много лет подряд моим кумиром остается Алла Борисовна Пугачева. Буквально вчера мы наткнулись на трансляцию ее концерта по телевидению. С огромным удовольствием его посмотрела и поняла, что равных ей нет в нашей стране — это однозначно. Она — номер один. Все, что она когда-то сделала, целиком и полностью оправдывает все ее нынешние закидоны и прихоти — это вообще даже не обсуждается. Еще из поющих дам — они для меня в равной степени значимы, хотя в разных плоскостях, совершенно разных два космоса — Жанна Хасановна Агузарова.

ДиО: И я люблю Агузарову! Она ужасно талантливая, и она по гороскопу Рак. Как я.

Выясняется, что две трети ХОРа — тоже Раки, и это вызывает чувство общности у всех присутствующих.

СС (сентиментально): Раки? Я знаю, что такое Раки. Я много лет прожила с Арбениной, теперь вот живу с…

ХОР предостерегающе хмурится.

СС (смущенно): Я чего-то разболталась, да?.. Из мужчин поющих люблю Стинга, из классики, из более старшего поколения -Джо Дассена, еще с детства. Они до сих пор бередят душу — приятно бередят.

ДиО: Ты сама теперь кумир, и у кого-то в красном углу висит твой портрет. Это как воспринимается — налагает же какую-то ответственность…

СС: А как бы ты сама отнеслась, если бы у меня в красном углу висел твой портрет? Ну, или не у меня — у Лиды, у Дианы, у Маши, у Коли, у Вани? Да я думаю, это так и есть — у кого-то в красном углу висит твой портрет, и не в одном, во многих! Как ты к этому относишься?

ДиО: Это пугающе на самом деле — для меня уж точно. Это загоняет тебя в рамки какого-то идеала, и ты боишься из него выступить, чтобы не разочаровать кого-то, не сделать больно. Поэтому и немного мучительно. Как на высоких каблуках.

СС (оживившись): Ой, ты тоже не любишь высокие каблуки?! Это же ужасно: меня тут поставили на высокие каблуки — была фотосессия, я в первый раз в жизни встала на вот такие вот каблуки. (С иронией.) На меня надели юбку, плащ за тысячу евро, мне нарисовали глаза, взбудоражили волосы, я стала красавицей. И вдруг я в себе увидела то, чего раньше вообще никогда в себе не видела. И то, что я увидела, мне ужасно понравилось. Но ходить на каблуках из-за этого я все равно, наверное, не буду. Это сродни цирковому какому-то номеру, это как акробатика, как на ходулях… Я не понимаю, как женщины ходят на каблуках, они все просто циркачки! Я теперь очень внимательно смотрю на женщин на каблуках. (Внимательно смотрит на ноги проходящей мимо официантки.) Я в каждой из них вижу артистку. Оригинального жанра.

ДиО (подыгрывает):А дальше с этим имиджем ты будешь экспериментировать?

СС (опять стебется): Да, да, мне очень захотелось поэкспериментировать. Я уже записалась на курсы хождения на каблуках. И овладения искусством накладывания макияжа. И уже начала копить эту тысячу евро, чтобы купить кожаный плащ-уж больно он мне понравился. Милая вещичка.

ДиО: Но ты не ответила на вопрос, про портрет в красном углу.

СС: А-а, портрет! На самом деле я на эту тему долго боялась думать, а потом подумала. Это, конечно, вещь очень ответственная. А потом я вспомнила себя в более нежном возрасте — ведь у меня всегда были какие-то светлые образы, пусть я сама себе их придумывала и фантазировала — это не важно. Людям нужны сказки, сказочные персонажи. Если бы я для кого-то являлась таким сказочным персонажем, я была бы очень рада. Конечно, не хотелось бы разочаровывать. Но все равно, рано или поздно люди взрослеют, конечно, рано или поздно все они все равно как-то изменят отношение, но пока эта сказка существует и я их как-то грею в их жизни-я счастлива. Пусть эта сказка как можно дольше длится.

ХОР одобрительно кивает.

ДиО: О сказочных персонажах: ты религиозный человек?

ХОР зевает от скуки, курит Captain Black, разглядывает гравюру с изображением венецианского канала.

СС: Я так еще толком сама и не поняла. Я крещеная. Я покрестилась, наверное, год назад, может, чуть больше. Это был такой совершенно осознанный шаг. Это было тоже на фоне непростого периода в моей жизни, которому сопутствовала великая депрессия, разочарование какое-то, крах, кризис — не важно. Все равно это было совершенно осознанно. Я не соблюдаю ритуалов, в церковь хожу по праздникам. Но всегда, когда я захожу туда, — захожу по велению сердца. И к церкви я отношусь как к психо-социальному явлению. Это, безусловно, нужно для очень многих людей — я понимаю, какому количеству людей церковь действительно помогла в какие-то трудные периоды жизни.

ДиО: А тебе?

СС: Мне тоже. И мне в том числе. А знаешь мою любимую притчу о человеке и Боге? Идут человек и Бог по берегу моря, беседуют. Бог, как положено, невидим. Человек спрашивает у Бога: «Скажи, Боже, почему так: когда у меня все хорошо, я счастлив, я оглядываюсь назад и вижу на песке две дорожки следов. А когда я в горести, у меня несчастье, я вижу позади только одни следы?» — «Дурень, — отвечает Бог. — Это потому, что, когда ты несчастлив, я беру тебя на руки…»

Все потрясенно замолкают.

ДиО: Что ты думаешь о сегодняшнем увлечении людей всем восточным, в том числе религией и философией?

СС: Ну, видимо, люди ищут истину, которая содержится в этом направлении. Я сама лет 15 увлекалась восточной философией и даже одно время занималась йогой — для собственной гармонизации, внутреннего равновесия. И это повальное увлечение меня только радует. Вообще я много думала о том, что… ну, это, конечно, незрелые рассуждения, и я не хотела бы обидеть людей верующих и религиозных, кем бы они ни были.. Но мне кажется, что существует тенденция к тому, чтобы в конечном итоге возникла единая для всех общая религия.

ДиО: Такая тенденция существует. Парадигма называется «религиозный синкретизм».

СС: Знаешь, ты меня так порадовала. Мне казалось, что я одна об этом думаю.

ДиО: Если бы ты не стала тем, кем стала, кем бы ты была?

СС: Страшно подумать!!! (Всеобщий смех.) Но вообще-то я врач-педиатр по образованию. Музыкальное образование у меня только начальное — музыкальная школа по классу скрипки.

ДиО: Вскрытие трупов — это как-то сказалось на тебе?

СС: Пагубно сказалось — посмотри на меня!… нет, неприятное, конечно, зрелище-вскрытие трупов. Это если говорить о моргах. А анатомический театр, когда это уже учебное пособие — уже высушенное, уже в формалине, — это как-то иначе воспринимается, только с точки зрения науки. Вообще смерть не люблю и не умею с ней обращаться. Наверное, поэтому я и не стала врачом. Это слишком тяжело для моей души, мне смерть пока не осознать. Будучи врачом, мне пришлось бы сталкиваться со смертью чаще, чем будучи музыкантом.

ДиО: Это чужая смерть тебя так пугает. А своя?

СС: Пока не знаю. Не умирала. Вернее, умирала. Но я же не знаю, как это — когда совсем умрешь. Когда на грани — люди все правильно говорят: все эти коридоры, эти дороги, двери открываются, луч света, гуляния души над телом -это все мною пережито. Все это оставляет очень тяжелый осадок. И с ужасом думаешь каждый раз о том, что тебе снова предстоит пережить какую-то тяжелую операцию, реанимацию, идти под наркоз — этого все равно не хочется. Потому что умирать, безусловно, эмоционально тяжело, уж не говоря — физически.

ДиО: Считается, что по-настоящему талантливые и гениальные люди живут очень быстро — рано сгорают и уходят от нас в молодости. Тебе не страшно?

СС: Ну, судя по тому, что мне уже 36, я беспардонно долго живу на этой земле, и это говорит о том, что я не особо талантливый человек. Я себя считаю авантюристкой, и единственное, что меня оправдывает, — я не обманываю людей. Я открыто заявляю: я — авантюристка. Еще меня оправдывает то, что я пою только о том, что действительно знаю, что на самом деле пережила, и в этом я тоже никого не обманываю. Да, я, кстати, недавно поняла, какая я уже старая! Переслушала песню, которую написала уже очень давно, «Весна» называется. Песня входит в наш новый альбом, и мы ее сдали в ротацию на радио. И я пыталась оценить ее соответствие сегодняшнему дню. Так там упоминаются некие «коммунальные монстры», я думаю — вот, блин, кто это поймет? Скажут, вот древность-то какая — поет про коммуналки, кто теперь живет в коммуналках?

ДиО: Живут-живут еще. СС: Да? А у меня там все детство прошло. Замечательные люди они были, наши соседи. Помню, одна женщина была с шизофренией. У них, у шизофреников, обострения случаются по весне и по осени. Так она приходила к нам в комнату на диван — обостряться. Мы сперва не знали про ее болезнь, но потом стало ясно, что с ней явно что-то не так… Другая семья была — тихая, замечательная. Муж пил и иногда любил бросаться в жену топором. Отсюда — «коммунальные монстры»… А на самом деле я ужасно завидую людям, которые могут просто так сесть и написать песню по первому требованию. ДиО: Почему завидуете? СС: Ну, они много песен пишут, много денег зарабатывают… Я всегда восхищалась талантом Арбениной. Помните тот хит, с которым мы вышли, — «31-я весна»? Знаете, как она написана была? Диана посадила за стол друзей и велела им на бумажке любые слова записать, какие нравятся, а потом взяла и сделала из этого классную песню…

Вечер становится все более ностальгическим. Вероятно, близится конец.

ДиО: А о чем бы ты ужасно хотела поведать миру, но никто, как назло, у тебя об этом не спрашивает?

СС: Если бы я хотела о чем-нибудь поведать миру, я бы написала книгу. О! Я хочу поведать миру о чайной «У Раневской», которая находится в Тюмени. Замечательное место — там все такое розовое, занавесочки всякие, салфетки. И у каждого стола есть книжка с афоризмами Раневской — потрясающая была женщина. И там блинчики чудесные -их поджигают. Да, фламбе, фламбе, но они как-то интересно у них называются. Будете в Тюмени — непременно посетите чайную «У Раневской»!!! А вообще, мне кажется, что те вопросы, которые ты уже задала, помогли составить какой-то портрет…

ДиО: То есть ты имеешь в виду, что мне пора?

СС: Нет. Я имею в виду, что мы бы с тобой с удовольствием пообщались и с выключенной кнопкой…

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ТЕ ЖЕ, БЕЗ ДИКТОФОНА

Нет диктофона — нет и диалогов. Но все самое интересное случается теперь. ХОР распадается на Машу, которая профессионально играет в женский хоккей на траве, Диану, которая строит корабли, Лиду, которая изучает политологию. Компания пьет «Текилу-Бум», беседует о Николь Кидман, о Найке Борзове, об Интерьерном театре в Питере, еще черт знает о чем и много смеется.

Потом случается поездка на машине, заваленной цветами, сквозь метель, до Ленинградского вокзала, проводы на поезд, обмен телефонами, цветами, подарками, поцелуями.

Нет Диктофона — нет всеобщего зажима, и Сурганова предстает в своем истинном свете. Сразу становится очевидным, за что ее можно любить (я сейчас не о теле говорю). Ей 36, а она умеет так удивляться, как будто вчера только прилетела с Марса, и ей все вокруг внове — города, люди, их истории. Она пробует слова на вкус, как будто это не слова, а малиновое мороженое. Она ранима, и поэтому, бывает, предпочитает жить в своей раковине. Пожалуй, она даже вызывает у окружающих неодолимое желание беречь ее и заботиться о ней — чтобы она ни говорила о женщинах в роке. Она любит людей, и те отвечают ей взаимностью. И хватит об этом.