§ Не могу написать о музыке

я не могу написать о музыке. для этого надо умереть. у меня пока не получается. более того, в это утро — когда такое яркое и беспощадное ноябрьское солнце — сложно поверить, что когда-нибудь будешь лежать в земле, а над тобой будут ходить сапоги и разговоры. это не для нас вовсе, нестарых, разноцветных и бодрых. и тем не менее неоспоримо.
однако в «клуб 27» я, безусловно, давным-давно опоздала, а иных клубов в рок-н-ролле не заведено: либо в гости к Amy, либо преть в канале «ностальжи», причмокивая, смакуя свою молодецкую молодость, счастливую голытьбу, трудности ранних лет, первую гитару, запои. «знаете, а мы бухали ого-го! здоровые такие были кабаны», — щебечет буги-вуги-ветеран, и волоски пушатся в контровом. и студия умиляется и пьет, разумеется, чай, разумеется, «липтон», разумеется, из желтых, покрытых изнутри ржавчиной, чашек. увольте.
я не могу написать о музыке, потому что это то же самое, что расписывать вкус своей крови или пить свое грудное молоко. как-то противоестественно, вам не кажется? раскатать себя на молекулы означает решиться на аутодафе. да если бы огонь, а в нашем случае это аутодафе — в чернилах. какой смысл? какая цель? кому-то понравиться? что-то самой себе объяснить? откровенность? шелуха слов, не более. песни объяснять — пустое. даже тексты в книжках выглядят дико и несуразно, ибо смысл-то между строк. в этот момент я улыбнулась и чему-то обрадовалась.
я не могу написать о музыке, потому что это означает полную капитуляцию. читай: импотенцию. тот, кто музыку пишет, — о музыке не говорит. и viсe versa: кто мастак потрещать о музыке, как правило, ничего стоящего не создает. dura lex sed lex, пардон.
поэтому давайте сбросим меня со счетов на сей раз. я, правда, написала бы. но, увы, в 1993 году случился питер, в котором родилась группа «ночные снайперы» и стала делом моей жизни и моей судьбой. в 1993 году я забила на университет, а после не стала офисным клерком, журналистом, сапожником, пекарем, и учительница русского для иностранцев погибла во мне, молниеносно сгорев мамиными надеждами, как чучело масленицы накануне пасхи. 20 лет я долбаю свои концерты, и делаю это настолько остервенело и упоительно, что очень часто сама себе задаю вопрос: моя музыка — это капкан, петля или дорога в небо? вот об этом бы я написала, но, к сожалению для вас и к счастью для меня, ответ пока не найден. и найден будет только тогда, как моя музыка закончится. тогда и поговорим))

когда закончится музыка —
а она уже закончилась —
я не смогу жить дальше
потому что радость останется
а тело остановится.
и это в общем не связано
с птицами. с птицами вровень
только моя диафрагма. она
провоцирует схожесть
диаметралий. изнанка
пахнет не кровью а кожей.
и запах необъясним.
поры по горло забиты
снежными тополями.
я качу мимо мистралей
и щедро рисует на скулах
зелень литые узоры.
природа фальшивит —
ей душно
в агрессии роскоши.
скоро
все выйдет к нулям
сиречь к суше:
приказана смерть океану.
и мы как орех сухопутны
и он себя топит в туманах.
а я себя в жизни топлю.

2013

«Русский пионер»