2013 01 30 Медведь: «Страна у нас хорошая, государство дерьмо»

ПРИЛИЧНОЕ ОБЩЕСТВО

Света, меня всегда поражало в вас: как можно так откровенно, «без кожи» петь о своих чувствах незнакомым людям? А вдруг кто-нибудь
воспользуется этой беззащитностью?

– Мне бы не хотелось повторять общепризнанный факт, что сила женщины в ее слабости. Потому что слабость для меня – это если я вижу какую-то несправедливость и прохожу мимо, закрывая глаза. А петь открыто о своих чувствах – это не слабость и не беззащитность, это часть натуры.

Вот и допелись: в приличное общество с премьер-министром и деятелями культуры вас уже не приглашают. Может, плохо поете?

– Нас приглашали. Эта встреча была в рамках проекта Чулпан Хаматовой, и сбор средств шел на лечение больных детей. Просто так получилось, что я не смогла участвовать в нем: мы были в туре, и так случилось, что проект обошел нас стороной, или мы обошли его стороной. Но я, конечно же, посмотрела в интернете встречу деятелей культуры с премьером, как будто сама там побывала. Порадовал Юрий Шевчук: вот молодец! Абсолютно достойный, сильный поступок, абсолютно достойная речь, достойная реакция. Молодец! Была бы там, пожала бы руку.

А Диане Арбениной, которая интересовалась у премьера, почему в самолет нельзя брать баночки с грудным молоком, тоже пожали бы?

– Ну у кого что болит… У каждого своя правда. У человека, который очень давно хотел иметь детей и наконец заполучил это счастье, тема вскармливания одна из животрепещущих тем. А еще, мне думается, она хотела поделиться с премьером и со всей страной своей радостью материнства.

Вы бы лично какой вопрос задали? Что сегодня вас больше всего беспокоит, или Юрий Юлианович исчерпал все больные вопросы?

– Меня больше интересуют вопросы экологии, то, что из нашей страны пытаются и уже делают международную свалку для радиоактивных отходов, то, что правительство нашей страны или Китая никак не хотят вкладывать деньги в создание замкнутых циклов производства. Волнуют гражданские,  правовые стороны политики. Алчность как проявление духовного банкротства и рабского сознания нашей верхушки. Меня до сих пор не отпускает вопрос с Ходорковским. Кажется, ситуация совершенно зашла в тупик, это уже, по-моему, понимают все, и сейчас было бы правильно ее достойно разрешить со стороны отечественного правосудия, со стороны верхушки. Ведь это очень показательный процесс. И если бы этот спектакль наконец прекратился, а этого уже хотят очень многие мыслящие люди в нашей стране, то, мне кажется, это повлекло бы ряд правильных, крайне позитивных правовых моментов в нашей стране, и в плане международного имиджа мы бы тоже выиграли.

А вам кажется, власть сейчас может красиво выйти из этой ситуации?

– Должно быть признание. Просто признание допущенных ошибок. Я понимаю, что это из области таких сказочных фантазий, но тем не менее я всегда верила в чудо. И до сих пор верю. Я думаю, что все-таки у власти хватит смелости и порядочности, чтобы разрешить эту ситуацию.

А что вам дает такую уверенность: заверение правительства о том, что Россия «встает с колен»?

– Ну нет, конечно. Во-первых, поколение меняется, информационное поле меняется. В одну из прекрасных белых ночей, кажется, 14 июня, в Питере поднялось в небо огромное крыло Литейного моста, во всю мощь которого был нарисован член. И вот он встал как раз напротив окон ФСБ. Может, меня убьют или посадят за это, но, по-моему, это очень сильный, классный шаг. Такой экшн, мол, все равно всех не пересажаете. И очень ироничный.

Ну посадить вас можно было еще год назад, когда на своем концерте вы посвятили песню «самому нужному человеку в нашей стране –
Ходорковскому». Интересно, как на это отреагировала рок-тусовка?

– До сих пор звонят. Почему-то люди очень позитивно на это реагируют. Много было вопросов: зачем? А ты не побоялась? А чего тут бояться, я просто высказала свое отношение. Ну симпатичен он мне! Симпатичен! Красавец-мужчина, без признаков вырождения нации на лице и умный.

А звонят те, кто поет свои песни «Нашим» на Селигере, или другие?

– А кто такие «Наши»? Они не на лысо головы свои бреют? Это не скинхеды?

Они, если вы не в курсе, «мочат» врагов государства: блокируют посольство Эстонии, кидают грабли под колеса оппонентов, обливает нашатырным спиртом Немцова. Илья Кормильцев даже перестал общаться с Бутусовым после того, как тот выступил на Селигере. Сказал: я не хочу, чтобы наемные гопники, оттягивающиеся за счет налогоплательщиков, внимали стихам, которые я писал сердцем и кровью.

– Не, ну это же глупость такая. Какой-то противоестественный путь развития вижу я в этом. Мне это не близко.

Вам, то есть группе «Сурганова и оркестр», не все равно перед кем петь?

– Я никогда не буду петь перед теми, чьи взгляды не разделяю.

С таким подходом наверняка приходилось по жизни получать за свою принципиальность?

– Только какие-то бонусы.

Бонусы – это когда вашу группу не пускают на радио и телевидение?

– У нас какая-то своя история с радио и телевидением. Мы один раз Первому каналу отказали, второй, третий, думаю, дружба нам не светит. Это никакая не поза. Мне правда интереснее с живыми людьми общаться, непосредственно на концертах, чем через ящик. Я уже поняла про себя и
мой коллектив – мы все-таки не медийные, не телевизионные люди. Для кого-то Первый канал – это предел мечтаний, он спит и видит, как попасть
туда. Для меня такого акцента не существует.

А если пригласят на какую-нибудь тошниловку вроде «звезды на ринге», «звезды в морге», «звезды в сортире» и предложат большие деньги?

– А зачем большие деньги? Мне на гречневую кашу хватает. И даже на салат с рукколой.

ПУТЬ К СЕБЕ

Если бы вы писали книгу о Светлане Сургановой, на какие главы вы разбили бы свою биографию?

– Главы моей жизни – это мои учителя, друзья, возлюбленные. Для меня самой до сих пор загадка, почему в пять лет я выбрала скрипку. По счастливой случайности в доме, где мы жили, этажом выше жила педагог музыкальной школы и с четвертого этажа слушала, как на третьем мы распевали с мамой «Шел отряд по берегу, шел издалека» и «Расцветали яблони и груши», мы орали, когда меня купали в тазике, потом нам поставили ванночку в коммуналке прямо на кухне, и мы уже горланили там. Однажды соседка-педагог не выдержала, пришла к нам домой и сказала: «Лиечка (так зовут мою маму), может, твоей дочке лучше распеваться в музыкальной школе?» Мне ставили табуретку, давали самую маленькую скрипку, и я пиликала до потери пульса, причем всегда стеснялась говорить о своей усталости или боли, считала, что об этом говорить неприлично.

А какой вы были в школе?

– Я была тихая,немножко странноватая девочка. В первых классах на переменках любила садиться на шпагат и крутить колесо. Тогда я очень любила спортивную гимнастику. Способности были средненькие. Весьма. Читать я научилась только во второй половине второго класса, когда все дети давно уже читали бегло. Один из детских страхов – это проверки на скорость чтения. Приходила завуч, вызывала учеников по одному в класс, включала страшный звук секундомера, и ты должен был прочитать отрывок из книги, а она следила, сколько слов ты прочел за минуту. У меня был один из самых низких результатов в школе. Это теперь я объясняю все моей задержкой развития, которая случается чуть ли не у каждого второго ребенка-отказника. Ну а что с меня было взять, когда до трех лет я воспитывалась в детском доме? Я типичный отказной ребенок, которого оставили в роддоме. От этого все пошло – задержка развития, хроническая ангина и букет других заболеваний.

Вы пытались найти своих биологических родителей?

– Не уверена, что это необходимо. Надеюсь, что весь набор наследственных болячек, которые мне от них достались, я уже проработала и генетические сюрпризы меня больше не ждут. Про родителей я только знаю, что это семейство Власовых. Дедушка на тот момент был главным архитектором Москвы или Питера, отца звали Николай Власов. А мамочка была очень молоденькая, родила меня чуть ли не в шестнадцать лет. Это был незапланированный визит моей души в тело, и ей пришлось отказаться. Так что я была запрограммирована как Светлана Николаевна Власова, но вышла Светлана Яковлевна Сурганова и меня это вполне устраивает.

И вам нечего им сказать?

– Мне интересно посмотреть на лица, от кого мне достались такой нос и такие бедра.

Какое самое яркое впечатление детства?

– Круглый стол, накрытый красивой старинной ковровой скатертью, под которым я пряталась от «пришельцев» коммуналки. Меня пугал дверной звонок, он был очень громкий и резкий и к тому же не сулящий ничего хорошего. И второе яркое воспоминание. Это момент осознания смерти. В три года я сидела на диване, ножки до пола не доставали, и вдруг меня накрыла такая истина – что все мы смертные, и скорее всего бабулька у нас умрет первая из нас троих: мамы, бабушки и меня. И так мне стало грустно, что я разрыдалась. Такая печаль и тоска накрыли, что до сих пор не отпускают. Вот так и живу, все рассматривая через призму фатальности.

Вы верите, что на небесах встретитесь со своими близкими?

– Я и сейчас с ними уже встречаюсь. Не примите меня за сумасшедшую. Для этого необязательно уходить к ним в потусторонние миры. Ничто никуда не
исчезает, все здесь, все с тобой, все в тебе.

Диана Арбенина, с которой вы вместе создали группу «Ночные снайперы» и десять лет выступали на одной сцене, наверное, самая большая
глава в вашей биографии?

– О! Арбенина – это важная глава книги. Как и все, кто наполнял ее, книгу моей жизни, содержанием. Я не хочу выделять, кто более, кто менее яркой главой оказался. А Динка… Жаль, что мы не общаемся. Она может быть классным другом, человеком, который способен наполнить тебя жизнью,
вдохнуть в тебя драйв.

НОЧНЫЕ СНАЙПЕРЫ

В девяностых, когда вы с Дианой начали выступать в казино и барах Магадана, вашими слушателями были бандиты, потом вы приехали в
Питер, выступали в Москве, собирая на своих концертах девушек нетрадиционной ориентации, сейчас на концертах Сургановой и те и другие, и еще творческая интеллигенция. Можете ли вы своим репертуаром регулировать этот процесс – подцепить сталеваров песней «Абсолютный сталевар», потом сочинить «Абсолютный олигарх»?

– Абсолютный олигарх – это смешно… Нет, мне нужно привлекать целевую аудиторию. Это же песни – они как дети мои, уж какие получились. Вот что народилось, то народилось. Ведь когда ты занимаешься любовью и надеешься зачать, ты же не думаешь о том, что сейчас мы зачинаем олигарха, а сейчас – абсолютного сталевара, главное, чтобы он был счастлив и гармоничен.

Если продолжить вашу аналогию, можно ли сравнить процесс создания песни с удовольствием, которое получаешь при зачатии ребенка?

– Я даже больше скажу: это, наверное, самое большое удовольствие, испытываемое мною в жизни. Когда получается и ты чувствуешь, как вошел в ритм, нашел нужное слово, построил фразу, и вот это вот, извините, гораздо интереснее. Извините, ни один процесс зачатия не сравнится с зачатием песни. Кто писал, наверное, меня поймет. Жаль, что это удовольствие не так часто со мной случается.

А вы писали песни на заказ?

– Не-а. Это как секс за деньги. Если я изменю к этому свое отношение, стану проще относиться, тогда, может быть, у меня получится. А пока песни рождаются только по большой любви.

У вас есть матерные песни?

– Ой, я бы с удовольствием! Но вот только недавно я разговаривала с друзьями на тему, идет ли мне ругаться матом, и все однозначно пришли к решению, что не идет. Во мне, как утверждают друзья, уживаются две абсолютно противоположные сути, два разных человека: с врожденной аристократичностью и приобретенной на улице, в школе бульварщиной. Мне самой не нравится, как я пачкаю словами, сорю бранью, сама себе становлюсь противной. Обычно этого никто не слышит, потому что я ругаюсь сама на себя, когда туплю или малодушничаю. Либо меня возмущают
какие-то факты несправедливости. Ругаюсь матом, когда вижу, как люди сорят на природе: едешь, любуешься красивым побережьем, и вдруг бац – стихийная помойка с полиэтиленовыми бутылками. Я не могу, я еду и пять минут ругаюсь на них матом. Почему бы не убрать за собой и еще за каким-нибудь пидорасом, который насвинячил? Я всегда убираю. И еще ругаюсь, когда слушаю какие-нибудь новости о том, сколько отходов ежедневно сливается в озеро Байкал, которое является достоянием всей планеты. Вот я и ругаюсь, но не обладаю талантом делать это красиво, с шармом. Часто сама себе говорю: не умеешь, не берись. Вот вместо того, чтобы ругаться, тренируй чувство юмора. Едешь за рулем, а тебя кто-то так нехорошо подрезает, и первая реакция послать ему вслед килограмм мата, но ты себе говоришь: Сурганова, вместо того, чтобы сквернословить, скажи человеку: «Экий вы неловкий!»

Почему в конце концов песни Дианы Арбениной вытеснили ваши?

– Не знаю, мне нравилось жить ее песнями. Мне было не важно, звучат ли мои песни. Они все равно какие-то другие, и я, честно говоря, сама их до
сих пор не понимаю, что они собой представляют. И я даже иногда удивляюсь: странно, что есть люди, которым эти песни интересны, нужны и даже ими любимы.

Получается, что почти десять лет вы работали над развитием Дианы, а для вас это был застой?

– Нет, ни в коем случае не застой. Это была очень эмоционально наполненная жизнь. Такое погружение в материал с головой.

Больно было, когда охранники вывели вас под руки с концерта «НС» после вашего отстранения от группы?

– А! Ну была история очень смешная. Тогда еще была такая сурганофобия со стороны «Ночных снайперов». Они какое-то время неловко себя чувствовали после моего выдворения, поэтому всячески пытались уберечь себя от встречи со мной. И перекрывали всяческие каналы, перестраховывались. Дело даже дошло до того, что чуть не сорвали телешоу «Музыкальный ринг» у нас в Питере, когда мы (группа сочувствующих) купили билеты в первый ряд, чтобы поддержать «Ночных снайперов», а нас вывели на улицу. Смешно. Опять же, все рано или поздно превращается в воспоминание – какой-то вензель, штришок в твоей биографии, не более. Никакой обиды, никакой злости, просто улыбка, привкус на губах.

Вы отмечаете какие-то даты, связанные с «Ночными снайперами»? Когда познакомились с Арбениной, или когда она сказала: «А не пошла бы
ты, Света?»

– Вот эту вот конкретную дату я, кстати, не помню. Мой мозг настроен на позитивные даты. Вот, например, 19 августа я никогда не забуду – день нашей встречи, когда Виолетта Суровцева, наша общая знакомая, привела Динку ко мне в гости на Кавалергардскую, тогда еще улицу Красной Конницы – это светлая дата. Я, конечно, никогда не забуду 8 июля – день рождения самой Динки.

Что вы приобрели с потерей Арбениной?

– Самостоятельность и какие-то новые самоощущения в этом мире, свою аудиторию, поклонников, музыкантов. Очень маленькую, но очень уютную студию. Но в общем-то я ее не теряла.

СВОБОДНАЯ ЛЮБОВЬ

Света, материнство Дианы вас как-то подтолкнуло к мысли о создании семьи?

– И до Дианы были толкатели. Всему свое время. Если это время вообще придет. Я в этом смысле очень философски отношусь к данной стороне жизни. Чему быть, того не миновать.

Мне хотелось бы знать, что вы вообще думаете об институте семьи?

– Он просто становится современным, этот институт. То есть в нем прекрасно уживаются разные формы существования семьи. Как классические, так и нетрадиционные отношения. И гражданские, и однополые. Мне кажется, это очень правильная тенденция, потому что это ведет к расширению границ свободы и гармонизации общества в целом. Самое главное, чтобы людям было психологически комфортно друг с другом, и ничто не должно  регулировать их отношения с другими людьми. О! Хорошо сказала. Поэтому я за легализацию различных форм отношений в нашей стране. А все эти запреты – проявление человеческих страхов, в том числе гомофобии, которая, в свою очередь, частенько проявляется у латентных гомосексуалов.

А как же демографическая программа премьер-министра? Кто рожать будет?

– Ну так ты тогда устрой эту программу, чтобы все категории населения имели возможность без страха и упрека рожать, усыновлять, а если не усыновлять, то проводить программу ЭКО – экстракорпоральное оплодотворение. А сейчас это мероприятие не из дешевых. Это неправильно. Я уже не говорю о средствах, которые просто нужны, чтобы родить, воспитать здорового ребенка, дать ему хорошее образование, а потом еще не бояться, что твоего сына загребут в армию и не пошлют пушечным мясом на какую-нибудь бессмысленную войну! Демографическая проблема в стране создается не из-за нетрадиционных семей! Уж поверьте мне.

РОК И РАК

Света, что вы испытали, когда вам впервые озвучили диагноз?

– Да я догадывалась о своем диагнозе… Загодя. Я подозревала о том, что внутри меня назревает катастрофа. Мне хватило смелости пойти и  подтвердить это. Было дотянуто до последнего момента, когда уже все там рвануло и надо было экстренно решать ситуацию. В моем случае, как сказал доктор, выживает немного – шестнадцать процентов. Я попала в эти шестнадцать процентов. Повезло. Бог второй раз поцеловал меня в макушку.

Что помогло вам выкарабкаться?

– Чувство неловкости. В двадцать семь лет как-то не хотелось никого огорчать. Друзья переживали, тратили силы, время, деньги, кровь. Ну как тут умереть? Не имеешь права! На первой операции со мной была Динка Арбенина. Она колоссально поддержала, как, наверное, никто бы не смог. Тоже натерпелась страхов. Я думаю. Это был очень сильный, очень нужный опыт для нас обеих. Я думаю, ни я, ни она никогда не забудем этого периода жизни.

Время, проведенное на больничной койке, вас как-то изменило?

– Всякий раз, когда ты попадаешь в какую-нибудь задницу и чувствуешь грань между «быть» и «не быть», между жизнью и смертью, конечно, ты даешь себе кучу обещаний, клянешься всеми святыми: не ругаться матом, не курить, не переедать, читать много хороших и умных книг, играть на скрипке. И как только ты немножечко выкарабкиваешься, все обещания летят к чертям. Человек слаб.

А вы часто плачете?

– Я ужасно сентиментальна. Вот иду по улице и плачу. Вижу, как какой-нибудь пожилой, совсем дряхлый человек стоит с протянутой рукой, вот не могу мимо пройти. Вот оставлю денежку, иду и дальше плачу, до следующей какой-нибудь бабушки.

Стыдно за страну?

– Страна хорошая. Государство – дерьмо. Так много стране дано! Обидно за то, как мы всем этим распоряжаемся. Хотя вроде бы христиане, а каяться в грехах и признавать ошибки не умеем (на государственном уровне). Вроде бы христиане, а возлюбить друг друга (в государственном масштабе) тоже пока не получается. Все больше ненависть, нажива, пренебрежение…

Для чего в таком космическом смысле была вам дарована жизнь?

– Для того, наверное, чтобы я 26 июня 2009 года посвятила песню «Неужели не я» Ходорковскому…

АЛЬТЕРНАТИВНАЯ МУЗЫКА

Писатели и режиссеры жалуются, что время не рождает новых идей, новых тем. В музыке и поэзии то же самое?

– Вся жизнь – лишь смена вдохов и выдохов, сжатие – расширение, систола – диастола. Все имеет свою волновую природу. Не надо паниковать. Значит, нам выдалось жить в то время, когда идет накопление сил, информации, выплеск которой будет чуть позже. Если говорить о поэзии… Верочка Полозкова, мне кажется, начало такого прорыва, она виртуозный словесный жонглер и фонетический музыкант. В ее стихах есть все необходимое для того, чтобы заворожить современного слушателя: ритмичность, емкость, метафоричность, драйв, пропитка лучшими представителями поэтов-классиков предыдущих поколений. Здорово! Я не первый год ею очарована. Если говорить о музыке, то и здесь есть созвездие имен, которые украшают нашу жизнь своими произведениями! Мое давнее очарование – Ян Тирсен. Из кинематографа, и не только – Павел Лунгин. Но сначала, конечно, его мама, Лилианна Лунгина – это потрясающая личность. Какое счастье, что в нашей стране были такие люди. «Подстрочник» – я считаю, что просмотр этого фильма должен быть включен в обязательную школьную программу. Как, впрочем, и видеолекции о музыке Михаила Казиника – великого современного просветителя, педагога и популяризатора классики.

Земфира живет и записывает свои альбомы в Лондоне. Вам никогда не хотелось уехать из России?

– Навсегда – нет. Путешествовать – да.

Ну а как с музыкой? Есть ли сейчас Моцарты, Чайковские?

– Ой! Я буквально на днях видела гения. Это девятилетняя корейская девочка, которая виртуозно и совершенно не по-детски играла на рояле. В рамках фестиваля «Звезды белых ночей» привез к нам в страну, очарованный ее исполнительским мастерством, Валерий Гергиев. Это было сродни чуда. Лишнее подтверждение того, что Господь Бог – малопредсказуемый шутник. Такое ощущение, что он с небес своим перстом не глядя кого-то выбирает, приговаривая: а вот ты будешь гением.

А вас Господь Бог поцеловал в макушку?

– Думаю, не обошлось без этого. Теперь моя задача не перекрывать Ему кислород. Держать каналы открытыми и не забывать их по мере засорения прочищать.