§ Где ты провела эту ночь, моя сладкая Н

Моя сегодняшняя программа посвящена одному из самых светлых и лиричных поэтов рок-н-ролла, первому, и я бы сказала, единственному, блюзмену нашей тогда еще советской страны – Майку Науменко. Он, по сути, влюбил меня в блюз — безусловно, не в его классическом звучании, черном или белом, а в блюз по-русски. С присущей ему тоской, сменой повторяющихся минорных аккордов и всем, о чем так здорово и точно в свое время спел Чиж. Помните, у него в песне есть слова: «О, гитара и струны, священный союз. Когда уходит любовь, начинается блюз». Так вот, мне кажется, Майк был самым первым человеком, который это почувствовал.

Позволю себе немного фактов. Я редко это делаю, но тут стоит рассказать, откуда родом Михаил Васильевич Науменко – именно так звали Майка. Ведь очень важно, откуда мы пришли, где родились, наши корни, кто были наши родители. Так вот, Михаил Васильевич Науменко родился в апреле 1955 года, в тогда еще Ленинграде, в семье интеллигентов. И это, думаю, определяющее: всю жизнь, в каких бы состояниях он ни был, как бы он ни чувствовал, как бы он ни был влюблен, в нем была эта интеллигентная хорда. И она очень чувствуется и в том, как он давал интервью, и в том, как пел, и даже в том, как он отрывался.

Музыка в его жизни началась с группы «Битлз». Я, надо сказать, очень удивляюсь, когда люди говорят, как они любят «Битлз». Я играла-играла свои 25 лет, а в группу «Битлз» влюбилась буквально два года назад. Понятно, Yesterday и все остальное, Джон Леннон, его невозможно не любить. Но так, чтобы «вся моя музыка вышла из «Битлз», как это очень часто говорят мои коллеги, которых я безумно уважаю, мне было непонятно. И недавно я поняла, что действительно эта простота и незамысловатость как раз и стала началом той самой музыки, что мы слушаем, и делаем, и варим до сих пор.
Так вот, первую гитару Майку подарила бабушка. Он неплохо говорил по-английски (учился в спецшколе) и очень любил Боба Дилана, Лу Рида, Чака Бэрри и прочих законодателей американской рок-традиции. Поэтому вначале и свои песни писал «на языке оригинала». Кстати, что касается его имени, достаточно нетривиального для тех лет – почему он был Майком? Его так окрестили не однокашники и не родители, а, как гласит легенда, учительница по английскому языку. Я думаю, хорошая была учительница, раз так метко припаяла ему прозвище. И логично, ведь если Михаил – то он Майк, если Иван – то он Джон, если Павел – это Пол, ну и так далее.

После школы Майк решил поступить в отцовский альма-матер, но после 4-го курса бросил (4 курса проучился, молодец, я вот выдержала три с трудом) и стал менять профессии, работал звукорежиссером (если память мне не изменяет, в театре кукол), сторожем. Еще не было «Зоопарка», не было самых известных хитов, а были немножко другие песни, например, «Песня простого человека», которую, между прочим, иногда называют первым русским рэпом.

Сценический путь Майка Науменко был долог и разнообразен. Во-первых, до появления группы «Зоопарк» он сотрудничал со многими музыкантами, дружил с Виктором Цоем, с группой братьев Сологубов «Странные игры». Я, кстати, была недавно на концерте «ДДТ» — с большой горечью узнала, что Гриши Сологуба уже нет в живых. Мы с ним очень дружили. Майк также играл на бас-гитаре во многим питерских малоизвестных коллективах. А с 1977-го по 1979 год – это важно отметить – он играл в группе «Аквариум»! Говорят, первые песни его как раз были пропитаны Борисом Гребенщиковым. И мне кажется, они по своей энергии и интеллигентности очень близки. В 78 году они записали первый и последний совместный акустический альбом «Все братья сестры».
Все это продолжалось, и Майк, прошу прощения за глагол, болтался из коллектива в коллектив, и много где работал, пока в 1981 году не появляется группа «Зоопарк», которую очень долго «Ленконцерт» не принимал в свои ряды. В те годы невозможно было давать концерты, если тебя не одобрила эта самая организация, она давала (или не давала) путевку в жизнь и принимала в свои ряды достойных, на ее взгляд. Вообще, конечно, кошмар. Я представляю, как много групп они похоронили.
Так вот, группа «Зоопарк» 6 лет шлифовала свое мастерство, понятно, что добивалась профессионализма. Добилась, и начались ее концерты по стране. А также Майк, слава Богу, начал давать интервью. Почему «слава Богу»? Он один из тех рокеров, которые умели говорить очень внятно, толково, на превосходном русском языке. Часто бывает, что человек очень здорово поет, очень классно сочиняет, а вот разговаривать вообще не может. Либо умный, либо красивый. А Майк Науменко был и умным, и красивым, мне кажется.

Я не помню, когда и по какому поводу – у меня с поводами и цифрами достаточно плохо – нам, Снайперам, предложили участвовать то ли в концерте, то ли в трибьюте, посвященном группе «Зоопарк». И я, горячо любящая Майка сразу же согласилась. И мы спели его песню «Лето». Называется она «Песня для Цоя». Одна из самых простых и внятных песен, потому что – не случайно ведь для Цоя, там все должно быть просто.

Майк, пожалуй, единственный, ну или, во всяком случае, один из немногих ярких рок-поэтов, имевший абсолютно конкретную музу. Он был предан ей всю жизнь. Любовь к ней не скрывал. И все песни о любви – а на мой взгляд, это самые крутые его песни – написаны из этой любви. Он был женат 10 лет, безумно любил свою жену Наталью. И они расстались, как говорят те люди, которые знали Майка близко, он очень переживал всю жизнь, эта рана осталась незатянувшейся в его душе. И мне кажется, это была одна из самых пронзительных встреч в рок-н-ролле. И пронзительных отношений вообще.

Мне абсолютно непонятно, когда говорят: «Эта песня посвящена ей» или «Эту песню он написал из чувства к ней» или «к нему», неважно в данном случае. Думаю, песни пишутся изначально из чувства к человеку как таковому, и он может только спровоцировать появление песни, что в общем, немало. И более того, очень важно. Но не стоит преувеличивать свое значение в жизни поэта, автора. И сойдемся на том, что конкретно вы, дорогой, или вы, дорогая, стояли у истоков рождения песни, которая в процессе написания, конечно же, обрастала помимо вашего – иными образами. А главный образ песни – это все же образ самого поэта. И в данном случае не стоит обижаться. Мне кажется, это просто условие такого, совершенно некарьерного появления стихотворений, или песен, или театра, неважно. Образ самого поэта – самый главный в его творчестве, и он не может остыть от самого себя. Иначе, если он остывает, будет всегда очень видно и называется уже словом «конъюнктура». Так вот, свое значение в роли создания шедевров не стоит преувеличивать, не было бы вас, был бы кто-нибудь другой. Такова неумолимая правда. И поэт – это тяжкое бремя. И бремя это – не только тонкая душевная организация человека, пишущего стихи, не только его ранимость, его нервность, его уязвимость, не только его восприимчивость. Самое тяжелое в этой миссии – то, что ее невозможно оставить. Невозможно забыть о том, что тебя привело сюда и что тебя никогда в жизни не отпустит.
Предположим, вы журналист, и вас все достало, вас достало писать материалы, писать о людях, которых вы вообще, по сути, не знаете. Вы идете в кружок макраме и начинаете в этом кружке новую жизнь. Или, например, вы архитектор, и вам надоело чертить вот эти линии на бумаге, одно и то же, одно и то же. Вы идете на набережную Невы и поступаете учеником капитана – глядишь, через несколько лет вы уже водите лодки по мостам и каналам Петербурга. Или вам, допустим, надоело быть фрезеровщиком. Так это вообще очень просто, вы увольняетесь, ну его в пень, этот завод. И возвращаетесь в спортзал, где боксировали 10 лет назад, и где вам всегда рады. А поэта нигде не ждут, и ему нигде не рады, так как его никто не может понять до конца. Ему некуда вернуться. Нельзя выпрыгнуть из своей головы, она на плечах 24 часа в сутки, энное количество лет, из года в год, из года в год. Поэт – оговоримся, настоящий поэт, с божьей предначертанностью – не может не писать. Он будет писать, что бы с ним ни случилось. Он станет от этого мучиться, и какие бы кризисы его ни настигали, он будет их переживать и будет писать дальше. Он будет так же складывать слова. И вы – всего лишь один из инструментов его творческого пути, один из его этапов. И по большому счету, вы абсолютно безымянны, безлики и неинтересны – точнее, неинтересны в тот момент, когда ваши инициалы рассекречены и лицо ваше предъявлено миру. Давайте вспомним Иосифа Александровича Бродского и инициалы М.Б.
И все это так. И все это не так. В случае с Майком Науменко это совершенно не так. Потому что песни его абсолютно адресны, абсолютно конкретны. И вся его любовь, действительно, сконцентрировалась в одном лице, лице одной единственной женщины, которая не давала ему покоя до самой смерти.

В текстах Майка мне всегда нравилась конкретность и простота. Незамысловатые рифмы нравились, как будто легкие, своеобразные, вот это бытописание, «я изжарен как котлета». И вообще, нам, людям, воспитанным на традиции русской классической литературы, русской поэзии, лирики XIX, XX веков и, конечно же, поэзии Пушкина, именно такая мнимая легкость и близка. Майку удавалось талантливо и гармонично сочетать эти два якобы абсолютно несовместимых начала – русскую поэзию и американский черно-белый блюз. И он делал это очень легко и светло. И очень непритязательно. И, наверное, так же легко и скромно, как жил.
А жил он недолго, всего 36 лет. Умер в августе, летом, в начале 90-х годов. Произошло это в Питере. Говорят, его сильно избили во дворе, ограбили, нанесли очень тяжелый удар по голове, он смог подняться к себе в коммуналку, где пролежал в беспамятстве какое-то количество времени никем не замеченный, опять же. Хотя в коммунальной квартире – тем, кто не знает – живет обычно много людей. Он лежал там, и когда, наконец, то ли кто-то пришел, то ли как-то спохватились и заподозрили неладное, вызвали скорую. Не успели. Он так и ушел, достаточно скромно и достаточно непритязательно.

Знаете, есть очень мало людей, воспоминания о которых не провоцируют во мне хоть малую толику боли. Это вообще редкие люди, уходящие в высшей степени интеллигентно и скромно. И даже, кажется, с проломленной головой, они стараются, не дай Бог, не потревожить, не доставить хлопот. Интеллигенты по крови. И Майк был таким Дон Кихотом блюза в нашей стране. И это неоспоримо. Все, кто его знал, все кто знает и любит группу «Зоопарк», влюблены в него и разделяют мои чувства, безусловно. Он был совершенно однозначным человеком в своей репутации, в своей душевной организации, и у него не было врагов. Разве только пара залетных во дворе. Но это же залетные. И мне кажется, что еще никто за все эти годы не смог даже близко продолжить ту традицию, которую он когда-то начал и горячо любил – я имею в виду блюз – и все, чем он жил на закате прошлого века.
Но я думаю, что когда русский рок окончательно сдаст свои позиции и уступит рэпу, а рэп исчерпает себя и станет почивать на лаврах из золота и гламура – а это, безусловно, будет так – кто знает, что придет ему на смену? И если это будет блюз, я буду решительно «за».

«Последний герой» на Нашем Радио, 22.03.2017