2004 12 Журнал RockMusic: интервью «Никогда себя не предавала»
Лидер группы «Ночные Снайперы» Диана Арбенина – девушка стремительная и смелая. Она не боится менять и музыкантов в коллективе, и собственный имидж, если считает, что это нужно для дальнейшего творческого развития. Она бесстрашная и сильная. Будь то прыжки с парашютом или участие в телеигре «Форт Баярд». Диана увлеченно берется за все новое и неизведанное. Она честная и искренняя. Арбенина всегда откровенна со своим зрителем и доказывает это на каждом концерте. Так было и на презентации нового альбома «Ночных Снайперов» «SMS» в ДК им.Горбунова, когда, скинув неудобную обувь прямо на сцене, Диана переобулась в привычные кеды, когда выходила два дня подряд к зрителям, несмотря на то, что всего несколькими днями ранее потеряла друга. Откровенна она была и во время интервью.
— Как долго записывали альбом «SMS»?
— Очень быстро – буквально две недели.
— Насколько мне известно, большинство песен сочинили еще несколько лет назад, а к записи пластинки приступили в конце прошлого года…
— То, что делали ее полтора года – своеобразная игра, которую мы себе позволили. А песни, действительно, появились намного раньше. Некоторые – года 3-4 назад. Изначально их было намного больше, чем вошедших в альбом.
— «Выжили» самые стойкие, прошедшие все испытания?
— Мне кажется, это так. Остались самые сильные.
— Выход новой пластинки совпал с определенными изменениями в твоем образе, сменой имиджа.
— Лично я ее не вижу: одеваю те же штаны и майки. В чем выражается эта смена имиджа? В том, что начала красить ресницы? Я не наезжаю – мне действительно интересно.
— В том же макияже. На смену некой брутальности, как мне кажется, пришла женственность…
— Возможно. Но поверь, все происходит спонтанно. Я ничего не делаю осознанно. Сейчас мне плохо, и я не скрываю этого. У меня погиб друг – попал под трамвай, который шел без сигнальных огней и внезапно вынырнул из темноты. Стоял человек двухметрового роста – и нет его. Все произошло в один миг. Можешь себе это представить?
— Нет.
— И я не могу. До сих пор никак не опомнюсь. Это случилось 29 октября, а 3-го ноября мы Гуся, Ольгу Гусеву, так звали эту девочку, похоронили. Я положила на ее памятник пачку сигарет, потому что она много курила. На самом деле, количество моих друзей ограничено. В Питере, городе, который сначала меня предал, а потом принял, их было всего двое. И одного не стало. Не понимаю, как теперь с этим жить? Гусь был настоящим дружбаном. И стихи она писала реальные, хоть никогда этого не афишировала. Однажды мы с ней сочинили вместе песню – строчку она, строчку я, — которая вошла в мой акустический репертуар. «Вы вчера вдруг заметили, что ваш пух слился с тополем» — это ее слова. «Вашим крыльям больше столетия. Так взлетайте! К чему эти вопли о краях, куда направляясь, обычно молчат?». Понимаешь, человек все будто предрек. Но я верю, что, пока мы будем ее помнить, она останется с нами.
— Тяжело, наверное, в таком состоянии давать концерты?
— Невыносимо тяжело. А как их отменить? Так совпало, что мне приходится жертвовать своим настроением в пользу тех людей, которые пришли на концерт. И нельзя плакать, потому что за мной стоят эти люди.
— Помогает ли как-то справляться с этим общение с залом, с близкими людьми?
— Нет. Только сам можешь это сделать, потому что, когда засыпаешь, ты абсолютно один. Можно окружить себя очень классными людьми, но…когда закрываю глаза, все ранво остаюсь наедине с собой. Со мной такое впервые в жизни. Но я справлюсь. Должна справиться.
— Может быть, поговорим о кино?
— Давай.
— Ваши песни вошли в саундтреки к кинокартинам «Кармен» и «Свои». Как они туда попали?
— Что касается картины «Свои», меня пригласили и попросили сделать именно песню «Полчаса отведенные на войну», написанную на стихи Яшки Казановы. И я этим очень довольна. Хорошо, что песня попала именно туда, потому что это действительно классный, вдумчивый русский фильм. Он абсолютно не голливудский.
— А есть ли мысли написать саундтрек целиком?
— Даже есть уже предложение. Только, боюсь, тебя шокирует, если скажу, от кого оно поступило. Однако смогу этим заняться где-н во второй половине февраля, не раньше.
— Так от кого предложение поступило-то?
— От создателя фильма «Бумер». Все киношники варятся в одном котле. Они увидели. Что есть популярная группа, девочка, которая пишет хорошую музыку, и решили: «а давайте-ка мы ее пригласим». И предложили мне написать музыку. Но я всегда сначала читаю сценарий и, если нахожу, что это полная шняга, то отказываюсь под этим подписываться. Такое не раз бывало. У нас есть две песни, которые не вошли в саундтреки только потому, что я отказалась от затеи. Первая – «Юго2», а вторая – «Гонщик». В какой-то момент поняла, что никогда в жизни не сдам эту песню. Не хочу выглядеть каким-то заскорузлым маргиналом, который от всего отказывается, но мне нужен нормальный сценарий. Хочу знать, где именно будет стоять моя песня. Более того, желаю написать саундтрек целиком – от начала и до конца. И могу это сделать.
— Кроме музыки к фильмам, сейчас вы занимаетесь совместным проектом с японской группой. Даже ездили недавно в Японию.
— Это будет отличный проект, какого прежде в России не было. Мы сделаем программу пополам с японским музыкантом: он споет мои песни, а я – его.
— Вы споете на японском, а он – на русском?
— Он исполнит песни на японском, а я – на русском, и на японском.
— Уже учите слова?
— Да. Сейчас занимаюсь японским произношением.
— Кто помогает в этом – ваш друг Дмитрий Коваленин (переводчик книг Харуки Мураками – прим.автора)?
— Нет, мы с ним поссорились. Это произошло следующим образом: он пришел ко мне накануне своего отъезда в Японию и сказал, что собирается там заниматься переводами новых текстов Мураками. Я ответила: «Митя, что ты делаешь? Ты же растрачиваешь свою собственную жизнь. Это же яйца выеденного не стоит! Не надо тратить на него свое время. Ты, на самом деле, переводишь лучше, чем он пишет. Поезжай туда, но займись чем-то своим». Недавно я купила в аэропорту Шереметьево-2 последнюю книжку Мураками и убедилась в том, что это не писатель, а делец от литературы. В самой Японии к нему скептически относятся. И говорю это не голословно, поскольку сама видела, что книжки Мураками там – то же самое, что у нас дешевые романы, которые читают в метро. А Коваленин мне сказал, что после таких слов с моей стороны и руки мне не подаст. Когда он вернется обратно и врубится, что переводит полную туфту, тогда, может быть, меня вспомнит.
— А кто все-таки помогает в работе с японцами?
— Замечательные люди, например, переводчица с японского Катя Тарасова.
— В каком жанре играют ваши японские коллеги по проекту? Они электронщики?
— Нет, что ты. Их впирает только акустическое звучание!
— Это можно отнести к рок-музыке или этнике?
— Этника плюс ска и реггей. Они обалденно играют. Сама видела их в деле. Когда приехала в Токио, попала на большой концерт, посвященный памяти Джона Леннона, организованный Йоко Оно. Она делает такие выступления каждый год и приглашает лучших японских музыкантов. Представляешь, концерт, заявленный на 19.30, начался именно в это время, а не, скажем, в 19.35. Это было грандиозное мероприятие, сравнимое с Олимпийским в Москве или Ледовым в Питере. На следующий день поехала на концерт Миядзавы, с которым вместе будем выступать, и его группы The Boom. Впечатлило даже больше услышанного и увиденного днем ранее. У Миядзавы своя метрика, особенное стихосложение, которое не поймешь, пока не врубишься не то, чтобы в язык, а в саму японскую ментальность. И только после этого начинаешь влюбляться в песню.
— Вам переводили тексты песен?
— Да, но это больше раздражало, нежели помогало. Если хочу послушать музыку, то мне без разницы, какие на нее легли слова. К примеру, можно исполнять песню о любви с примитивным текстом, но делать это так, что пронимает до глубины души.
— Главное – энергетическая составляющая песни?
— Она очень важна. Но, пожалуй, основное для меня – музыкальность фразы, которую человек исполняет. Обычно бывает, что есть субдоминанта, доминанта и тоника, из которых складывается любая песня. А у Миядзавы она просто лишена всех канонов, и ты плаваешь в этом, пока не начнешь понимать.
— The Boom в Японии –местные звезды?
— Да, они продали свои компакты на 3 млн.долларов. И не только в Японии, но и во всем мире. При этом Миядзава – скромный и четкий чувак. За ним не стоят эти 3 миллиона. Хотя, за мной тоже не стоят 500 тысяч долларов, которые нам заплатили за альбом.
— Вернемся к теме кино. Не появлялась ли идея сняться в фильме?
— Таких планов нет. Я хочу заниматься только музыкой. Моя голубая мечта – уехать в Америку и посвятить себя музыке там, потому что наша музыкальная, консерваторская система образования меня не устраивает. На мой взгляд, она насквозь гнилая.
— Почему именно в Америку?
— Возможно, они вообще лажовщики. Пока не знаю. Но уверена, что здесь учиться музыке не хочу.
— Есть желание поехать туда именно учиться, а не работать?
— Да. Правда, не знаю, когда это получится. Может, года через 3, или же никогда. Но если получится, все брошу и обязательно туда уеду. Хотя бы на полгода. Не строю планов Барбароссы, но знаю точно, что почерпну больше, чем умею сейчас. Меня хотя бы научат правильно дышать. В нашей русской школе не учат даже дышать диафрагмой.
— Есть ли еще мечты?
— Хочу дожить до 45-ти и остаться интересной тем людям, который будут меня слушать. Не желаю останавливаться – буду постоянно идти вперед. Делать это автоматически – значит терять. У меня вообще очень сложное отношение к потерям. Тяжело увольнять людей, но без этого невозможно. Хочу идти дальше, делать грамотную фатальную музыку. Этих планов мне на ближайшие лет 15-20 хватит.
— Вы интересны огромной армии поклонников. Ваши песни живут в их сердцах и иногда даже становятся поводом для таких неожиданных подарков, как, например, щенок сенбернара.
— И представь, что до Робеспьера у меня никогда прежде не было собак. Животные – они очень большая ответственность, которую сама на себя никогда не возлагала. Но, раз написала песню «Сенбернары» куда же теперь деться?! Ради щенка даже пришлось уехать за город.
— Быстро растет, наверное…
— О да! Уже весит где-то 47 кг. У меня из-за него теперь все коленки содраны.
— С ног сбивает?
— Когда я с ним гуляю, он в какой-то момент поворачивается задом и делает так, что я улетаю. Еще у меня живет кошка Тиль. У них очень хорошие отношения. Но когда Робеспьюша начинает заигрывать с Тилем, то берет ласково все туловище в зубы: с одной стороны кошачья голова висит, с другой – хвост.
— А как в доме появилась кошка?
— Вообще-то, она не моя. Это кошка брата нашего директора Лоры Пальцевой. В какой-то момент он уехал, а животное нужно было куда-н деть. И я оставила кота у себя. Изначально его звали Кузя, но, на мой взгляд, это слишком плебейское имя, поэтому поменяла кличку на Тиль. Теперь все его так зовут. Он абсолютно черный, с огромными зелеными глазами.
— Кто вам ближе – кошки или собаки?
— Собаки, но в применении к волкам. Я никогда ни с кем не остаюсь – всегда ухожу. И люди, которые меня любят, это знают. Если захочу уйти, меня ничто не остановит.
— Переезд за город в отдельный двухэтажный дом связан только с появлением Робеспьера или ваша волчья душа рвалась на волю?
— Только с тем, что появился Робеспьюша. Мне бы и в голову не пришло переезжать, но теперь не хочу возвращаться обратно в город. За городом выходишь на балкон, вдыхаешь свежий воздух и смотришь на бескрайние поля… Но, опять-таки, могу от всего этого отказаться, если понадобится. Меня ни к чему невозможно приколотить.
— А есть какая-то константа, что-то неизменное?
— Я сама. Самое главное – держаться себя. И так, чтобы скулы сводило. Может быть некоторым покажется странным видеть те метаморфозы, которые со мной происходят, но я никогда себя не предавала. И горжусь этим. Если ыб не смерть друга, которая меня очень сильно обломала, то могла бы назвать себя счастливым человеком. Мне все по кайфу.
12.2004