2006 11 28 ПолитСибРу: «Эх, Пушкин, как его красиво грохнули»
Корреспондент — Ирина Слепнева
Интервью было записано во время прямой линии, которую проводила «Комсомольская правда — Барнаул»
Вчера «Ночные снайперы» дали в Барнауле «крайний», как говорят парашютисты, концерт. Он стал последним в их сибирском туре после Томска, Красноярска, Новосибирска и Новокузнецка. В Барнаул группа привезла четыре песни с нового альбома, который выйдет уже в феврале.
«Работы осталось немного, — говорит Диана Арбенина. – Вот в Лондон еще раз съезжу и все». Перед концертом «снайперша» ответила на несколько вопросов ПолитСибРу.
— Вы родились в белорусском городе Воложин на границе с Польшей, живете в Санкт-Петербурге, постоянно путешествуете. А какой город ваш любимый?
— Никакой. Родители отбили охоту к оседлости и привили даже не жажду, а потребность к перемене места. Все города у меня разных цветов. Барнаул, например, с одной стороны изумрудный, с другой – темно-коричневый, но не черный. И еще слово очень красивое – Барнаул. Две очень сильных согласных, хорошая «а», сонорный «н», редко встречающаяся «у», сонорная в конце. БАРНАУЛ…Здоровское слово.
— Почему у вас так много акустики?
— А с этого все начиналось просто. Акустика всегда будет первична, электричество потом уже. Я очень хотела, чтобы все это как-то срослось, и не было приоритетов. Но я не победила. К акустике все равно всегда будет совершенно особое отношение. На альбом «Рубеж» тогда было так много нападок: били, били, били, били… Тогда я сказала: все, акустику играть больше не будем. После выхода альбома «Цунами» посчитала, что позиции электричества и акустики, наверное, несколько сопряглись, сравнялись. После был очень удачный альбом «SMS», но акустику оказалось не перебить. Это такая «заповедная зона». А электрические альбомы…Я заставила их любить.
— Как вы относитесь к тому, когда музыканты начинают играть на политическом поле? Как, например, Вакарчук на Майдане?
— Здесь два вопроса. Вакарчуку я верю. Другое дело — наши прогнившие музыканты, которые, действительно, несколько не избирательны. Ни в коем случае не стала бы их смешивать. Лично мне всегда нравилась партия, где была Хакамада и Немцов. И когда она на выборах пролетела, причем пролетела со свистом, набрав два или три процента, я поняла, что жизнь интеллигенции просто заканчивается. Интеллигенты в России не в почете. Пока я не буду никого поддерживать, буду смотреть телевизор, потому что живу не в лесу, да и человек, безусловно, не аполитичный. Если же решу поддержать ту или иную партию, то пойду и поддержу. Другое дело, что на баррикады лезть не буду. Для меня важнее, песню написать.
— Что вы думаете о религии, о вере?
— Чем дольше живу, тем ближе мне эта тема. Что касается вероисповедания, то я католичка. Я верю в бога. Сто процентов. Мне кажется, каждому воздастся. Сегодня, например, ты украл песню, завтра на небесах тебе ответят и не важно, сколько дней пройдет по нашему летоисчислению. Однако я никогда бы не пошла в монахи и никогда не стала бы затворницей. Меня бы просто разорвало. Советую посмотреть фильм Лунгина «Остров». Главный герой, его играет Петр Мамонов, убил своего товарища, и у него поехала крыша. Он начал раскаиваться и стал монахом, затворником. Проходит более 30 лет и ему на лодке привозят очередную сошедшую с ума барышню. Девушку привозит отец, который оказывается тем самым человеком, которого он когда-то якобы убил, хотя не убил, конечно. Но дело не в этом. А в том, что он как каялся, так и будет каяться за этот поступок. Потому что своих предавать нельзя. Нельзя. И в этом, на самом деле, есть очень много Бога. Потому что ничего не отмоешь. Ладно бы при жизни, а если после смерти и навсегда? У меня на сердце нет ни одного проступка, предательства, мне кажется, что самая высшая хула и наказание – это предательство. Потому что, ну как с этим жить?
— Что вы любите читать?
— Разное. Родители научили меня читать в 3 года. С тех пор эта жажда не прекращается. Сейчас перечитываю Карамазовых. Так здорово. Я читала лет в 12-13 и теперь понимаю, что ничего тогда не поняла. В серии ЖЗЛ вышла биография Бродского, которую написал Лев Лосев. И недавно, буквально вчера или позавчера, мне принесли на подпись книгу Бродского, я пою песню на его стихотворение «Я всегда твердил, что судьба — игра», и вижу там посвящение Лосеву. Все как-то сопряжено в этом мире.
— А откуда такая любовь к Бродскому?
— Не знаю. Он тонкий математик. Тоньше нет. Можно еще Пушкина перечитывать, ни в коем случае – Лермонтова. Лермонтов – подделка, как и его вторая нога. Мне не нравится Лермонтов вообще, мне кажется, что он просто синхронист. Что касается Пушкина, эх, как он пострадал из-за любви. Так его грохнули красиво. Мне кажется, если бы ему выпала возможность прожить еще одну жизнь, он так бы ее прожил. Арапчонок в России. Что касается русских в прозе, назову еще Михаила Шишкина. Он родился в России, а потом уехал в Швейцарию. Вот, кстати, место, где я еще могла бы жить. Там, мне кажется, очень хорошо писалось бы. Но не важно. У Шишкина такой домотканый русский язык. Был бы жив Достоевский, он его наверняка обнял бы.
— Вы пообещали к февралю выпустить новый альбом, каким он будет?
— Для меня он, безусловно, будет абсолютно новым. Несмотря на то, что мы много всего написали, раньше такого никогда не было. Еще и в Лондон его свозим. Короче, он будет классным.
28.11.2006