2014 07 08 «Аргументы и факты»: «Пишу песни не для публики…»

Морщины и завещание

Михаил Марголис, «АиФ»: Диана, когда-то в своём первом успешном альбоме «Рубеж» ты пела про «31-ю весну», затем 35-летие отметила моноспектаклем, к 40-летию устраиваешь тур по России и Украине и выпускаешь альбом. Возрастные отсечки для тебя важны?

Диана Арбенина: Да, к возрасту я отношусь с большим почтением. Более того, своего возраста я не страшусь. Да, мне 40 лет, у меня есть морщины, и если вчера выпивала, то на следующий день чувст­вую себя хуже, чем в таких же обстоятельствах двадцать лет назад. Но эти житейские мелочи меня не угнетают.

— Четыре года назад ты родила двойняшек, сына и дочь, и с тех пор упоминаешь о них почти в каждом своём интервью. Детская тема для тебя выстраданная?

— Дело в том, что в свои 35 я была на грани жизни и смерти — из-за наркотиков, других допингов, пьянок-гулянок. Я просто летела в пропасть со страшной силой. И никто по этому поводу не бил тревогу. Но сама я понимала, что закат грядёт. Как-то сидела дома, в Подмосковье, с одним приятелем-юристом, и он вполне серьёзно, рассудительно предложил мне подумать о завещании, поскольку, по его мнению, долго я не протяну. Меня так это разозлило. Что ж такое, знакомые мои всё видят и ничего не предпринимают, ждут, что ли, моего естественного конца? И тут случилось так, что у меня появились дети. Теперь я постоянно о них говорю, потому что ими живу и они самое интересное из того, что произошло со мной в жизни. Несмотря на 217, как сегодня подсчитано, написанных мною песен.

— То есть «соскоком» с наркотиков ты обязана исключительно рождению детей?

— Да. Если бы не дети, я бы не остановилась.

— Прости, а отец двойняшек не ставил условия типа: Диана, либо ты завязываешь, либо рожать не надо?

— Нет. Какие условия! Теперь думаю, что ко мне с условиями или увещеваниями никто из близких людей тогда не подходил. Вероятно, оттого, что просто боялись меня. Понимали: я всё равно сделаю по-своему.

«Земфира? Не конкурент!»

— Иногда благие перемены в жизни, как ни печально, лишают рок-поэтов вдохновения, страсти. Их творчество вроде бы продолжается, но становится каким-то блёклым. Ты переживала нечто подобное, когда сказала наркотикам «до свидания»?

— А я под допингом никогда не писала. У меня нет ни одной песни, созданной в «убитом» состоянии. И попытки сделать что-то в такой период были никчёмными. Я не американ­ский писатель Чарльз Буковски (его называют лидером «грязного реализма» в литературе. — Ред.). Вот святой человек! Ставил перед собой пару упаковок пива и сидел, творил, печатал на машинке. Я так пробовала. Включала классическую музыку по радио, выпивала пару бутылок пива и садилась сочинять… Бесполезно.

Как ни странно, я очень люблю своё сознание. Мне даже кажется, что у меня горе от ума. И все проблемы в жизни случались от романа с самой собой, от пристального самонаблюдения, самоанализа.

После рождения детей мне не раз говорили: всё, теперь сочинять не будешь — ни времени не хватит, ни эмоций. А у меня, наоборот, столько сил вдруг появилось, которых вообще раньше не было.

— Извини за бестактность, но спрошу: как одного из лидеров отечественного женского автор­ского рока, тебя нервирует соседство во времени с Земфирой?

— По фигу, абсолютно! Она могла бы меня нервировать, если бы я не писала песен, исчерпалась, выдохлась. Но они пишутся. Я живу как хочу. Выпускаю пластинки, книги, отмечаю свои даты. И ничего не делаю специально, не напрягаюсь. И вообще, у меня давно сложилось ощущение, что я могу в любой момент встать и уйти из музыки, без всякой стратегии, расчёта, выгоды. Я всегда заработаю на еду себе и своим детям. Потому что у меня за спиной не озарения судьбы, когда вдруг просыпаешься знаменитым, а нехилый путь, который включил в себя освоение многих суровых профессий, например работу в стройбригадах. И я тот опыт не забыла, что даёт мне стойкость и пофигизм.

«Больше так не буду!»

— Нередко в своих песнях ты используешь отсылки к цитатам, именам, произведениям, которые, думается, многим твоим поклонникам незнакомы. Скажем, тема «Фиеста» из твоего нового альбома, где упоминается ещё и «Прощай, оружие!». Знают ли нынешние тинейджеры, приходя на твои концерты, что это названия романов? И кто такой Эрнест Хемингуэй, написавший эти романы?

— Допускаю, что не все знают. Малолеток на моих концертах много. Но я пишу песни не для них, не для публики и критиков, а только для себя. И порой для того, чтобы завоевать человека, в которого влюбляюсь. Во всяком случае, так было раньше.

— Ты исполняешь немало чужих песен. На мой взгляд, с песней «Всё дело в Польше» Вероники Долиной получилось очень неплохо. Однако она сама отозвалась о твоей версии без воодушевления. А ещё заметила, что разрешения ты у неё на это исполнение не спрашивала…

— Надеюсь, Вероника Долина не воспринимает меня как «девочку из шоу-бизнеса». А что она думает вообще, меня не сильно волнует. Мне достаточно того, что я люблю её песни и их пою. А за то, что не попросила у неё разрешения их исполнять, мне стыдно. Видимо, наше поколение не так воспитано. Мне в этом плане большой урок преподал Валерий Леонтьев. Представь, я в Америке, варю себе на кухне кашу, вдруг раздаётся телефонный звонок: «Диана, здравствуйте! Меня зовут Валерий Леонтьев. Я хотел бы попросить разрешения спеть вашу песню…» Я просто присела на стул от изумления. Он, конечно, интеллигентный человек. Наверное, артистам его поколения это привили. А я в ситуации с Долиной этого «не до­гнала». Больше так поступать не буду! И, кстати, «Всё дело в Польше» я петь перестала.

Автор — Михаил Марголис

08.07.2014