2014 09 12 InterMedia: «Что-то плохое никогда не провоцировало меня на творчество»
Лидер группы «Ночные Снайперы» рассказала корреспонденту InterMedia о недавнем сольном альбоме, степени автобиографичности текстов, виниловой коллекции и о том, что в любой ситуации нужно сохранять человеческое достоинство.
— Альбом «Мальчик на шаре» выпущен как сольная работа. Почему он не стал очередным номерным диском «Ночных Снайперов»?
— А писать было не с кем. На тот момент группы фактически не было: она только концертировала, а внутри никак не жила. У нас даже не было репетиций, и взаимопонимание куда-то сгинуло. И я решила, что могу себе позволить поработать с другими музыкантами. Что характерно, музыканты которые играют сейчас в группе, это поняли правильно: обид нет.
— В чем выражалось отсутствие взаимопонимания? Музыканты хотели ехать «по накатанной»?
— Да, по накатанной: концерты, концерты, концерты, концерты. Песен хватит, чтобы до конца жизни играть, и вот ты ездишь, а желания совместно поработать над чем-то новым не было. во всяком случае никто не проявлял инициативу.
— И каким образом подбирались другие музыканты?
— Есть такой киевский продюсер Евген Ступка, невероятно клевый парень. Мы знакомы с времен альбома «Цунами», который он с нами писал в 2000 году. Я ему позвонила с вопросом, кого он может мне порекомендовать. А Ступка писал много групп, в частности, «Ундервуд», и он мне посоветовал Корнея (гитариста Володю Корниенко). Он также хорошо знал Петра Чернявского, бывшего музыканта «Океана Эльзы», а эти парни с собой привели самарского барабанщика Стаса Опойченкова. Вот так всё и произошло.
— Не возникло желания рекрутировать их в новый состав «Снайперов»?
— Да нет, не было такой цели. Хотелось просто вместе поработать, а первоначальная цель заключалась в том, чтобы записать три песни. Я, как и многие музыканты, должна периодически записываться, мне просто хочется это делать. Записали эти три песни, кайфанули со страшной силой и решили записать целый альбом. Ступка предложил писать в Таиланде, где он нашёл классную студию. Построил ее один британец, а менеджментом занимается его жена. Ступка там писал каких-то казахов, проникся и меня уговорил: поехали, это ж сольный альбом.
— К тому же в той обстановке ничего не отвлекает.
— Да, там было классно. Я очень не люблю писать в Москве или Питере. Здесь пока ты доедешь до студии, уже и делать ничего не хочется. В Таиланде таких проблем нет, конечно.
— А как появилась песня на французском в «Мальчике на шаре»?
— Она появилась в Таиланде. Можно сказать, благодаря Ступке. Но тут надо знать Ступку. Он гениальный продюсер. В чем это заключается? Он делает вид, что ничего не делает. Сидит, что-то там играет в айпаде, а мы записываем новую песню. И он говорит: «Хорошо. А ты вот здесь не можешь поменять первую долю на вторую?» Барабанщик меняет, и песня начинает звучать. То есть Евген вмешивается редко, но именно тогда, когда это надо делать. А еще у него в студии жесткий распорядок работы и отдыха. Ты приходишь в девять часов утра, ну, в пол-десятого, непременно после плотного завтрака. Я, кстати, после альбома «Цунами» поправилась килограммов на семь, Женя нас так кормил, адский ад. Ровно в 12 ты должен уйти на обед — даже если тебя в этот момент накрывает творческий процесс. После обеда полтора часа ты должен поспать. А потом вечерняя смена. И вот когда парни ушли на обед, я подошла к пианино и, нажав буквально первые два аккорда, «выцепила» эту мелодию и написала песню на французском языке. Потом текст немного поправили, потому что я на французском не говорю, только читать умею.
— Песня «Нью-Йорк» действительно автобиографична?
— Да. Но человека этого я так и не нашла. Действительно летела с ним, была очарована, не познакомилась, написала песню — но он так и не проявился.
— А остальные песни — в какой степени они автобиографичны?
— В каждом случае есть повод, но не более того.
— Но поклонники пытаются вычислить какие-то имена, пароли, явки.
— Да, это забавно.
— Угадывают хоть иногда?
— Нет, конечно (смеется). Но меня поражают некоторые их интерпретации. Например, в песне «Фиеста» есть строчка про Максима, так они решили, что это про пулемет, и что фраза «как мило показать мне Максима» означает расстрел. Вот такую ерунду иногда придумывают. Но люди ищут свой смысл — пусть. Поют мои песни в своей трактовке — пожалуйста. Песня, которая вышла — она уже не твоя, ты к ней имеешь уже опосредованное отношение.
— Пластинки еще кто-то покупает, как вы думаете?
— Я думаю, да. Но ещё более кайфово — то, что народ возвращается к винилу. Я сейчас тоже этим болею. Я нашла все пластинки, которые прилетели со мной из Магадана — еще из родительской коллекции. И друзья мне стали дарить винил. Последние мои приобретения — подарок от друга — две пластинки Rolling Stones, настоящее лондонское издание. Это живая запись, ты слышишь, как она дышит.
— Как игла прыгает, дорожки шуршат…
— Совершенно верно. Диски, безусловно, сейчас покупают. Не в тех объемах, конечно… Страна у нас большая, уровень доходов в городах отличается от Москвы и Питера, и не все могут позволить себе купить.
— Некоторые музыканты отказываются выкладывать альбомы бесплатно, и они в результате оказываются на пиратских сайтах.
— А я выкладываю. Чего жаться-то? Пиратство никак не победишь. Другое дело, что, если ты уважаешь артиста и хочешь качественный звук, то будешь покупать лицензионный продукт. Западло, что ли, 15 рублей заплатить? Вот недавно мне понадобилась запись «Аллилуйи» Леонарда Коэна — заплатила 15 рублей, купила.
— Вам сейчас непросто: концерты отменяются по непонятным причинам, НТВ записывает вас в «друзья хунты». Полезно ли для художника наблюдать за нашим временем? Это может дать какой-то импульс для творчества? Как в Серебряном веке, когда на фоне революционных событий рождались поэтические шедевры.
— Всё зависит от человека. Цветаева, например, в итоге повесилась. И мне кажется, оттого, что не смогла сохранить рассудок, видя, как ее страна превращается в страну быдла. Плюс аресты, тюрьмы — вряд ли это всё очень полезно для художника. Я никогда не пыталась писать из чувства протеста, и что-то плохое никогда меня не провоцировало на творчество. У меня, в принципе, все песни о любви. Так получилось, что я постоянно влюблялась и влюбляюсь. Только одна песня может считаться исключением — «Россия. 37-й», и то там полно литературных образов и персонажей, не имеющих прямого отношения к России 37-го. Например, Эмиль Золя никогда в России не был. Нынешнее время отличается от более страшных времен только тем, что вроде бы ничего ужасного не происходит. Хотя на самом деле происходит, и художник в это время, как мне кажется, должен призывать к спокойствию. И ни в коем случае не будоражить. Мы же всё равно не видим полной картины, мы не знаем, что на самом деле происходит, поэтому провоцировать к агрессии могут только безответственные люди. Призывать можно только одному — не ссориться, не драться. Особенно это касается женщин. Вот я смотрю на своих детей, которые второй день пошли в садик, и думаю: как здорово, что они могут ходить в сад, и нам ничего не угрожает. Мир нужен нам всем.
— Как вы думаете, тем, кто сейчас на вас нападает, потом станет стыдно?
— Не знаю. Не знаю. Я знаю, что не буду останавливаться, буду искренней в своих чувствах и поведении. Нельзя терять человеческое достоинство. Нельзя, чтобы тебе было стыдно за свои поступки и слова. И я бы хотела, чтобы война не была трендом. От этих милитаристских настроений меня просто знобит, они ведут страну к гражданской войне.
— Это когда люди с разными позициями даже не пытаются услышать друг друга и договориться?
— Да. Может, в некоторых случаях лучше и не говорить? У меня есть один знакомый, ему 65 лет, он мне рассказывал, что договорился с другом-историком о политике не говорить. О чем угодно, только не о политике. Он объяснил, что они дружат уже 30 лет, не хотят друг друга терять и понимают, что это глупо — поссориться из-за Обамы, например. Как сказал Стинг в интервью Владимиру Познеру, самое главное — это семья. Если жить в этой системе координат, то полегче станет. Когда я вижу людей, которые призывают кого-то линчевать, я думаю: а у них как дома вообще? Они дома кашу готовят каждое утро? Обедают?
— Так это «диванные войска», они только в интернете такие смелые.
— Да, настолько смелые, что имена свои скрывают. А я когда начала всё это огребать, меня от травли — а по-другому не назовёшь — спасли дети. Мне нужно было каждый день им готовить. Я стояла у плиты, готовила обеды-завтраки-ужины, ходила с ними гулять, учила их читать (и, кстати, научила!) — и понимала, что это важнее всего.
— Много получили слов поддержки в последнее время?
— У меня в фейсбуке не предусмотрены комментарии, я бываю там нечасто. Мы летели после отпуска из Нью-Йорка в Москву, мне позвонили и сказали, что «Букмаркет» мое выступление отменил. И когда я ждала пересадки между первым и вторым самолетом, я написала пост обо всём этом и полетела. Летела девять часов, уже в Шереметьево открыла свою страницу… Там было уже 5800 сообщений со словами одобрения и поддержки. Теперь их около 14 тысяч. Конечно, это здорово. Приятно понимать, что много людей хотят того же, чего и я — спокойствия и нормальной атмосферы в стране.
— Песни в этой обстановке пишутся?
— Да, но все равно только о любви (смеется).
Алексей Мажаев
12.09.2014