2016 03 17 Радиопрезентация ВТВ на радио «Комсомольская правда»

Интервью Дианы Арбени ной в программе «Культурные люди».

Запись — 17 марта. Эфир — 18 марта 2016.

***

Арасланов:

— Здравствуйте. Это программа «Культурные люди», меня зовут Антон Арасланов . И сегодня у нас в гостях Диана Арбенина .

Арбенина:

— Очень приятно. Здравствуйте, Антон.

Арасланов:

— Взаимно. Во-первых, нашим радиослушателям надо сказать, что у «Ночных снайперов» вышла новая пластинка. Собственно, это стало главным поводом нашей встречи, мы ее так и позиционировали в социальных сетях, как радиопремьера этого альбома.

Арбенина:

— Первый раз присутствую в такой интересной подаче радио, вместо микрофона я вижу камеры. Мы на радио, ребята.

Арасланов:

— Вот так работает сегодня радио. Соцсети это наше всё.

Арбенина:

— Да, у нас вышел новый альбом, он называется «Выживут только влюбленные». Я довольна работой. Мы сейчас начинаем его катать активно и будем это продолжать делать год или даже больше, потому что страна-то большая.

Арасланов:

— Пластинка, конечно, роскошная абсолютно и в какой-то степени противоречивая.

Арбенина:

— В чем?

Арасланов:

— Во-первых, мне показалось, что такую пластинку сделать мог человек, под ногами у которого была не земля, а небо. И только так. Но при этом нежнейшие песни. Нежнейшие по посылу я имею в виду, типа «Джаггера». Она настолько «жирная» с точки зрения подачи своей, она настолько рок-н-ролльная. Эта нежность и рок-н-ролльная подача в этой пластинке, мне кажется, и есть противоречие. Такая нежность с кулаками.

Арбенина:

— А вообще вы кайфовый, Антон, мне с вами нравится беседовать. Так досконально никто еще не относился к тому материалу, который прослушивал. Поэтому мне это импонирует.

Что касается «Джаггера», то это не только о любви. Вообще «Джаггер» это песня, посвященная сыну, и посвященная, конечно же, дочери. Их зовут Артем и Марта. У Темы была и есть такая зеленая куртка зимняя. Ну, вы представляете детей зимой, они как Чебурашки, просто такие огромные валенки, эти дутые штаны. Он был очень трогательным. Мы улетали на Дальний Восток, это было на 20 дней. Они меня провожали. Я очень сильно плакала и давала опять себе слово никуда не ехать, опять завязать с рок-н-роллом, опять осесть дома и т.д. То есть те обещания, которые я себе даю уже 6 лет подряд как мама, и которые я не выполняю.

Арасланов:

— Все, что в песне есть – гитару на гвоздь…

Арбенина:

— И не выполняю. Я думала: зачем мне это надо, вот стоят двое детей, они не то чтобы несчастные, они очень трогательные. Стоят два таких суслика. Я улетаю. Я понимаю, что должна идти в самолет. Это очень тяжело. А с другой стороны, судьбу-то не изменить. И я им постоянно пытаюсь объяснить, что я не могу не петь, я буду несчастной. И, вероятно, они все-таки понимают меня, потому что семена, которые я бросаю в землю, они все-таки имеют возможность взрасти в их душе, потому что они очень любят эту пластинку, они ее слушают взапой.

Арасланов:

— Я в какой-то момент почувствовал себя третьим ребенком Арбениной.

Арбенина:

— Отлично. Знаете, я мечтаю родить еще. Для них эта пластинка – это как кровь моя. Всё очень благодарно, если к этому относишься наотмашь.

Арасланов:

— Да, и любить наотмашь. А как найти те самые правильные слова, чтобы это не пахло эгоизмом?

Арбенина:

— Честно просто сказать. Нужно, во-первых, быть честным в своем посыле. Почему я уже 22 года пою, почему я уехала из Магадана в Питер, почему я все бросила? Я просто иначе не могла. Я чувствовала, что должна так сделать. И когда ты ребенку говоришь: «Мартиша, мне нужно играть эти концерты, я буду несчастна», она даже в 5 лет на своем уровне это поймет, поверьте мне.

Арасланов:

— Сделает вид, что поймет, или понимает это всерьез?

Арбенина:

— Она это почувствует. Сейчас у нас такой разговор. Они говорят: «Сколько концертов?» Я говорю: «Всего четыре». Они говорят: «Это лучше, чем семь». Вот такой вопрос. Современное общество, современные женщины, которые ходят на работу, убегают они, условно, в 8 часов, прибегают они тоже где-то в 8 часов. После этого они готовят ужин, они ходят в магазин. Они тоже не сидят дома с детьми. Но у меня другой график. Они тоже урывками видят своих детей, урывками с ними общаются. Я же, например, условно, уехав на 20 дней, имею потом возможность, условно, две недели побыть с ними от начала до конца. Я не говорю, что это компенсация, я говорю, что есть какие-то плюсы.

Арасланов:

— Это важно. Потому что по последним подсчетам социологов, московский среднестатистический родитель со своими детьми общается (именно общается, в смысле разговаривает) в среднем 7 минут в день.

Арбенина:

— Я в это верю. Потому что я сегодня везла их в музыкальную школу, и я вдруг поняла, что все это время, сколько мы были в машине (а мы живем за городом, мы ехали около 2 часов – пробки, как всегда), у меня то телефон, то таксофон, то я о чем-то думаю, то слушаю, условно говоря, какой-нибудь трек. И общения такого, как у нас сейчас с вами, не происходит, хотя мы сидим в одном замкнутом пространстве, казалось бы. Поэтому это, конечно, очень грустно. Но я стараюсь с ними общаться, потому что я уже по ним тоскую. Потому что думаю, что они скоро пойдут в школу, потом начнутся всякие университеты. Вот, собственно, детство и прошло. Поэтому песня «Джаггер» это песня про детей и для них.

Арасланов:

— Продолжим говорить об альбоме. Еще одна интересная штука, на мой личный взгляд и восприятие. Для меня «Ночные снайперы» это три альбома. Это «Рубеж», это «Бонни и Клайд» и это «Влюбленные».

Арбенина:

— Серьезно? А для меня «Ночные снайперы» это альбом «Цунами».

Арасланов:

— На мой взгляд, все альбомы между «Бонни и Клайдом» и нынешним – это переход к тому самому, что мы сейчас наблюдаем, в смысле вообще отворот от какой-то театральности, отворот от какой-то изогнутой головы и прищура такого целенаправленного. Это поворот вообще в другую историю. Это вообще другая группа по посылу своему. Сейчас, когда я слушаю последний альбом, я вижу Диану Арбенину, она у меня воплощается просто на сцене с высоко поднятой головой, с широко открытыми глазами, нет этого прищура абсолютно. И такой кайф в ощущении гения простоты, настолько все четко, настолько все выкристаллизовано с точки зрения текста и с точки зрения звука, это просто потрясающе. И вот эти три этапа, для меня они очень четко разделяются. Я не знаю, как вы интерпретируете то, что происходит сейчас с «Ночными снайперами» на этой пластинке – новый этап, новая веха.

Арбенина:

— Во-первых, огромное спасибо за то, как вы глубоко копаете. Потому что мы не просто сидим, разговариваем бла-бла-бла, а вы просто делаете действительно анализ того, чем я занимаюсь. Это очень здорово, я это очень ценю и мне это надо. Потому что, кроме того, что песни можно любить, можно все-таки попытаться проанализировать артиста, так сказать, в парадигме его времени.

Арасланов:

— За вами очень интересно наблюдать, вот в чем штука.

Арбенина:

— Спасибо. Классно, что я к вам пришла. Просто дело в том, что действительно группа сейчас в том состоянии, в котором она была на момент альбома, но не «Рубеж», а «Цунами». Почему я отказываю первому альбому «Рубеж» в любви? Потому что те песни, которые там были, они были абсолютно не хуже, чем всё, что было после, но вся их мелодия зарыта в аранжировке, там мне очень не нравятся аранжировки. Это мое мнение. Я не могу слушать этот альбом. И для меня эта мелодичность… А что такое вообще музыка? Первично слово или нота? Для меня – нота. Несмотря на то, что у меня высокая планка к слову как таковому. Извините, я же пишу на русском языке, это один из самых сложнейших, класснейших языков мира. И поэтому тут вообще не о чем говорить. Но что касается музыкальности, то как раз музыка, то есть мелодии, условно говоря, песен мы вытащили именно с альбомом «Цунами». Мне так кажется. Когда была «Питерская», те же «Розы» — вот это вам простота, без прищура, без всего.

Арасланов:

— Но там больше шансона, чем рок-н-ролла.

Арбенина:

— Да, возможно. Но там всё очень просто. Там песня «Звучи», песня «Пароходы», с которой мы начинаем.

Арасланов:

— Но там нет вот этого «я», мне показалось, что здесь вы вообще себя вынули наружу: вот мое состояние, вот чем я живу, я люблю. Это главное, что вы заявили в этом альбоме.

Арбенина:

— Так и есть. Пожалуй, это и есть секрет. Я помню, как мы писали «Цунами». В «Цунами» вошли песни разных лет, и очень много было сыграно их до того, как мы стали писать. Мы писали с Евгеном Ступкой, был такой продюсер украинский, он работал со многими группами, очень талантливый парень. Вот как раз он и взял то, что он услышал, и, вероятно, постарался сделать это просто. Но это уже не был новый материал. А вот этот материал мы делали вчетвером. Нас четверо, и больше никого не было. Мы всё это писали у меня дома, мы инсталлировали студию. И мы вылизывали по ноте. То есть пацаны очень доскональные. Вот сидел соло-гитарист, и он додумывал каждый такт, ему нужно было сыграть не на шару, как мы говорим – знаете, есть такое понятие, импровизнул и уже записал, и вот я такой гений, — нет, там все очень четко.

Арасланов:

— Это всё слышно.

Арбенина:

— Они колоссально подошли к этой работе. Поэтому когда у нас случаются, например, автограф-сессии, я говорю: «Я одна писать не буду». Я одна не подписываю диски. Должно быть четыре подписи, потому что это коллективная работа. И в этом, наверное, тоже секрет. Потому что это новые песни, это песни о любви, я действительно горю этим чувством, я влюблена, и это все совершенно откровенно. Это все упало в такую почву благодатную, когда группа готова, мальчики эти были готовы, и из всего этого сложился этот альбом.

Арасланов:

— Если не ошибаюсь, там всего лишь две песни от третьего лица, и они самые откровенные. Когда ты поешь от первого лица, от «я», ты все равно держишь какой-то уровень. Когда песня тебя загоняет на максимальный уровень интимности, то все-таки идет переход на третье лицо. Или я ошибаюсь?

Арбенина:

— Я никогда об этом не думала, но сейчас я поняла, о чем вы говорите. Это песня «Очень хотела». Знаете, какой мне трек нравится (если уж мы так досконально заговорили)? «Чего хотят эти люди» — есть там такая песня. И все почему-то думают, что она такая очень социальная.

Арасланов:

— Потому что она очень выбивается.

Арбенина:

— Там очень конкретный припев. Это мое возвращение в детство. В детство, которое у меня было насыщено мальчишками, крышами, какими-то казаками-разбойниками, в принципе в чем живет нормальная девочка, и при этом я постоянно читала книги. Я брала в библиотеке столько, сколько возможно было брать (10, по-моему). И вот я этими стопками носила книги. Я влюбилась в русский язык именно в тот момент. И эта песня для меня посвящена русскому языку. Это не «чего хотят эти люди – потока денег и власти»…

Арасланов:

— «Время без серебра и героя».

Арбенина:

— Это всё куплетная форма. Но в припевах есть смысл. Потому что мне кажется, что тот человек, который любит свою культуру, который ценит свои корни, который ценит свой язык, его никогда не победить, никогда не согнуть, никогда не поработить, он всегда свободен. И ему хорошо одному.

Арасланов:

— Вот про «хорошо одному». Тема одиночества там тоже, естественно, затронута. «Мне хорошо быть одной» и т.д. И тут же, когда я слушал эту песню, я вспомнил ваше не так давно опубликованное в «Русском пионере» эссе – «Мое имя одиночество». Как счастливой маме и максимально реализовавшемуся профессионалу, почему он так часто обращается к теме одиночества?

Арбенина:

— А вам не хочется побыть один на один с собой?

Арасланов:

— Это очень редко бывает.

Арбенина:

— И у меня редко. Я чумею от этого просто. Я постоянно с кем-то. Физически с кем-то. Я мечтаю сделать так, чтобы хотя бы раз в неделю я молчала с утра до вечера. Целый день помолчать – ты сохраняешь в себе энергию. Но я заложник семьи, я заложник своей работы, я заложник концертов. И постоянно давать очень сложно, а ты восполняешься только тогда, когда ты один на один с собой. Понимаете, одиночество это не ущербность, это не отсутствие чего-то, что тебя делает счастливым. Одиночество – это то, что делает тебя счастливым. Понятно, при реализации нормальной, при тех людях, которые тебя действительно любят. И в этом нет ничего страшного.

Арасланов:

— В этом действительно нет ничего страшного. Но попробуй объяснить это тем дамочкам, которые просто рвутся быть ЗАмужем и никак иначе и не идентифицируют себя, свою самость вообще, и не пытаются даже найти ее.

Арбенина:

— Я только за ЗАмужем, я только за замужество. Но дело же не в этом. В какой-то момент любая женщина хочет сесть перед своим зеркалом, посмотреть на себя хотя бы 10 минут и уделить внимание только самой себе, чтобы не бегали тут дети, чтобы не открывалась дверь и не заходил этот самый муж. Я к чему это говорю? Когда ты один на один с собой, ты хотя бы видишь, и ты хотя бы понимаешь, как ты себя чувствуешь. Невозможно быть, как белка в колесе, постоянно с людьми. Нужно хотя бы хотеть пройтись пешком, условно, от станции метро до дома, чтобы понять, что с тобой вообще реально сейчас происходит.

Арасланов:

— Самое главное, в эти 10 минут не закопаться в рефлексию настолько, чтобы махнуть рукой и отмести все, что вокруг тебя происходит.

Арбенина:

— Значит, надо почаще ходить пешком, чтобы понимать, в правильном ли ты векторе находишься. Потому что если ходить пешком от метро до дома раз в 10 лет, то я думаю, что много о себе не узнаешь.

Арасланов:

— Вы много и очень здорово говорите и пишете про одиночество и очень здорово его расщепляете (мне очень близко и понятно то, о чем вы говорите), но при этом не используете возможность побыть с собой один на один. Я имею в виду гастрольную возможность. Вот вы выступили, при этом на следующий день можно было бы себе дать возможность перед зеркалом посидеть, но вы идете в университет к студентам.

Арбенина:

— Не всегда. Я у них не каждый день. Но я эту практику сейчас начала. Я не использую возможность побыть наедине с собой, и я действительно жертвую этим. Потому что я понимаю, что (это прозвучит высокопарно, но мне плевать) людям, которые меня ждут, я очень нужна. Их туда не загоняют плугом, им действительно нужно это, им нужен реальный живой человек, который, как им кажется, чего-то достиг в этой жизни. Им нужно просто поговорить и просто понять, откуда черпать эти силы. А поскольку мне кажется, что касается сил государства, сил страны, то оно в молодости, в юности, тем больше мне хочется дать тем людям, которые сейчас учатся. Вы знаете, как это началось? Я рассказывала эту историю уже много раз.

Арасланов:

— Я читал, что в Лондоне.

Арбенина:

— Да, в Великобритании. Я там читала стихи, рассказывала про современную литературу. И в конце вопросы. Встает парень и говорит: «А где вы в России уже встречались со студентами?» Он меня огорошил, мне стало стыдно. Потому что эта мысль никому из моей команды и мне в голову не приходила. Понятно, что вины никакой нет: ну, не приходила – пришла. И вот когда пришла, мы сразу сориентировались. Первым был Владивосток. Сейчас уже где-то порядка 5 университетов. Все встречи изумительные.

Арасланов:

— О чем чаще всего спрашивают? Что их интересует?

Арбенина:

— Их интересует, как сохранить себя.

Арасланов:

— Что это значит?

Арбенина:

— Вот встает человек, говорит: «А как сохранить верность самому себе, что нужно делать?»

Арасланов:

— Вы формулируете именно так, как они формулируют.

Арбенина:

— Да, конечно. Послушайте, это студенты, это абсолютно такая живая, ртутная часть публики. Вот почему я туда и иду. Дальше. Очень часто такой приходит вопрос: «Что сделать, чтобы стать популярным, знаменитым, чтобы достичь какого-то успеха?» Это такой классический вопрос на каждой встрече. Людям это надо. В конце концов, времена, по большому счету, не изменились. Другое дело, что развились технологии, появились слова «продюсер», «шоу-бизнес», чего не было 20 лет назад. И люди поверили, что, вероятно, это их спасет. А это их не спасет. И вот я прихожу и говорю: ребята, вас это не спасет. Но когда я оттуда ухожу, я понимаю, что они мне, черт победи, поверили. А чего мне не верить, если, как есть, так и есть, если у нас никогда этого продюсера не было, и я всегда была совершенно откровенна и конкретна в этом. Но это им помогает.

Я устаю после таких встреч, безусловно, мне нужно помолчать. Но зато я выхожу на концерт и понимаю, что я в этом городе уже была сегодня. Я имею в виду, конкретно общалась с людьми. И они это чувствуют. Люди очень благодарны.

Арасланов:

— А как благодарны молдаване, которые услышали на последнем концерте, как вы с телефона ставили, как сын поет песню.

Арбенина:

— Это в Кишиневе было. А вот в Бельцах я была у них в университете. Я подумала: классно. Мы были в Англии, в России, и теперь, если возможно, эту еще не традицию, но, тем не менее, это новаторство…

Арасланов:

— После трех уже традиция, извините.

Арбенина:

— Если можно это сделать в соседних странах, то это очень хорошо. Когда меня сын провожал на концерты в Кишинев (они сейчас учатся в музыкальной школе, играют на пианино), он подбирал песню «Помолчим». А это моя любимая песня из альбома. И он нажимал терции, и так трогательно у него это получалось, что я, вспомним, включила телефон и поставила.

Арасланов:

— Грымов снял фильм – его восприятие истории Анны Карениной, «Интимный дневник Анны Карениной». Как этот ваш творческий дуэт вообще родился? Мне кажется, вы настолько разные.

Арбенина:

— А все говорят, мы так похожи.

Арасланов:

— Чем это, интересно?

Арбенина:

— А я думаю, мы такие разные. А все говорят: вы так похожи. Во-первых, мы, кажется, импульсивные — и он, и я, и мы вообще Раки. Может быть, в этом кроется. И оба родились в июле. Действительно очень порывистые, где-то вспыльчивые. Это очень интересный человек. Он пришел в мою жизнь абсолютно случайно. Я просто веду программу на «Нашем радио». И вот у меня программа называется «Последний герой. Акустика редких людей». И он был гостем, и мы познакомились. А я ничего не знала, кроме как смотрела фильмы и знала, что у него есть очень много рекламы, и он действительно очень много сделал видеоклипов. Хотя, как сейчас выясняется (мы только вчера разговаривали), он говорит: «Все думают, что у меня огромное количество клипов. Их всего 13-15». И мне все говорили: такой сложный человек, с ним невозможно общаться. Я, надев красные вельветовые штаны, прихожу на эфир к нему и думаю: ну, сейчас он меня зароет. А я не умею интервьюировать людей, это не моя профессия. И я согласилась на это, до сих пор не понимаю почему, но после каждого эфира думаю: не зря.

Арасланов:

— Сейчас уже понятно почему, когда скоро выйдет «Анна Каренина».

Арбенина:

— Я вообще говорю. Он приходит, и я перед этим читаю, у него есть такая графа: люблю – не люблю. А у меня есть такие майки: люблю – не люблю. Думаю: вот совпало. И он пишет: не люблю крашеных блондинок. Я думаю: я уже попадаю в категорию. Не люблю, условно говоря, женщин в красных штанах.

А дело в том, что я неплохо изучила его фильмографию и вообще чем он занимался в жизни. И когда мы сели напротив друг друга, он понял, что перед ним человек, который не просто так пригласил его, чисто чтобы с ЮриемГрымовым поговорить, а пришел человек, который знает, о чем он хочет поговорить. Ну, не какая-нибудь, извините — никого не хочу обидеть, но, тем не менее, на вашем месте сейчас могла быть какая-то совершенно взъерошенная журналистка, которая в принципе, кроме названия «Выживут только влюбленные», вообще ничего про этот альбом не знает. Вы располагаете именно компетенцией своей.

Я ему задаю один вопрос, например, из глубины его какого-то фильма – например, «Чужие» или «Коллекционер». И он понимает вдруг, что вот эта непонятная рок-певица… он понимает, что попал в ситуацию, так сказать, себе ровни, когда человек разговаривает с ним о нем, его зная. Это очень важно. Я знаю прекрасно, что артистов коробит, когда, например, ты путаешь годы какие-то, названия альбомов. И ты понимаешь, что им все равно. Тому, кто у тебя спрашивает, все равно. Ты закрываешь на это глаза, но тем не менее. И после этой программы мы подружились.

Арасланов:

— С Грымовым – понятно. А история «Анны Карениной» насколько вообще близка, интересна?

Арбенина:

— Я сейчас болею этим романом, и для меня это болезненная тема.

Арасланов:

— Я думал, что это как ветрянка – когда-то…

Арбенина:

— Послушайте, а когда-то – в 15 лет? Когда читают «Анну Каренину»?

Арасланов:

— Я не знаю, кто и когда читает «Анну Каренину» — в 15, 20, 25.

Арбенина:

— Мне кажется, что, как это говорят, проходят Толстого в школе. То есть это 14-15-16-17 лет. Но дело в том, что ты находишься в таком бессознательном возрасте, что понять, как может страдать влюбленная и любящая женщина, ни одна девчонка в школе не может. Для этого нужно успеть обжечься, влюбиться, быть преданной, потерять, извините, девственность и т.д. Не может понять ребенок этот роман никогда. То же самое, как я прочитала «Отцы и дети» в 4-м классе. И что я там поняла? Ни черта.

Арасланов:

— В 4-м классе «Отцы и дети»?

Арбенина:

— Да. Я же вам рассказывала, что постоянно читала. Я читала просто запоем, я читала всё, что задавали, всё, что не задавали. И меня очень хорошо знали в библиотеке. Но вся эта литература не может постигаться юным неокрепшим сознанием. Я почему-то 1 января решила перечитать «Анну Каренину», без связи с Грымовым вообще. Мы зашли в Питере с детьми в Дом книги, я купила этот томик. Я не могу читать взахлеб, потому что, во-первых, это потрясающий русский язык, который ты хочешь просто перечитывать и перечитывать, каждую страницу. Хотя, с другой стороны, там есть такой момент – мне кажется иногда, что он переводит с французского. То есть там есть такие обороны, вроде бы не по-русски сказано. Но я так глубоко страдаю за эту женщину, она для меня живая.

Это очень болезненная тема сейчас, потому что просто еще не отцвело. У нас была пресс-конференция с Юрой на «Нашем радио», где он говорил, что я ее осуждаю за этот поступок и т.д. А я ее пытаюсь понять. Знаете, для меня это очень болезненная тема. Самое главное в принципе для женщины это, конечно же, любовь. Поэтому «Выживут только влюбленные». И если тебе уже так невмоготу, что ты бросаешься под поезд, это трагедия, конечно. Потому что любовь должна тебя обогащать, она должна тебя строить, она должна тебя делать счастливой. И это ужасный финал. Я не могу понять до сих пор, почему Толстой так сделал.

Арасланов:

— И возможности задать ему вопрос нет.

Арбенина:

— Это так.

Арасланов:

— Простите меня за этот вопрос.

Арбенина:

— За вопрос про Каренину?

Арасланов:

— Нет. За тот, который я собираюсь задать. Но я не могу об этом не спросить. Та история 14-го года, она до сих пор аукается? Я имею в виду киевская.

Арбенина:

— Она будет аукаться всю жизнь. Потому что я потеряла много друзей, которые посчитали, что я действительно враг народа.

Арасланов:

— Тогда это были не друзья, получается.

Арбенина:

— Да, я думаю, что не друзья, конечно. Потому что меня элементарно подставили, и вся эта история закончилась, мыльный пузырь лопнул, а кейса не было, мы как жили, так и живем. Знаете, есть такая народная (не знаю, это не пословица, не поговорка): ложечки нашли, а осадочек остался. Вот этот осадочек, который остался, он останется на всю жизнь, но не в форме какой-то обиды или боли. Ничего подобного. Я к этому очень весело, очень легко отношусь. Просто я стала старше, я стала мудрее, я стала добрее. Во мне больше появилось все-таки отваги и ощущения, что я все правильно делаю. Извините за такой очень «скромный» ответ.

Арасланов:

— Да, история эта странная. Она вылилась в какие-то конкретные действия.

Арбенина:

— История ужасная. Эти 40 концертов, которые отменились, стихи, которые не давали читать, и т.д. Знаете, вопрос, который вы мне задали раньше, про «Анну Каренину», меня сильно трогает, а вот этот вопрос не трогает вообще. Мы уже эту историю прошли. Единственное, о чем я жалею, что вследствие этой непонятной ситуации для простых людей — для простых украинцев, для простых русских, для простых белорусов, для славян я имею в виду, — мы абсолютно четко разобщены, и мы культурно разобщены. Мы не имеем возможности ездить играть там концерты, их не пускают к нам. И в принципе я не понимаю, кому это нужно. И понимаю, что нам это точно не нужно. У нас была очень классная публика в Украине, у всех без исключения рокеров, и у всей без исключения попсы. И то, что сейчас это все закончилось, мне кажется, это печально.

Арасланов:

— Да вернется.

Арбенина:

— Ну и слава богу.

Арасланов:

— По крайней мере, на это хочется надеяться.

Арбенина:

— Конечно.

Арасланов:

— Возвращаясь к пластинке, к «мелким временам без серебра и героев». Эта же история абсолютно об этом.

Арбенина:

— Это куплет, а я всё про русский язык. Слушайте, с русским языком вообще проблема, мне кажется, большая сейчас. Потому что, во-первых, у нас очень много заимствований в языке. Я, будучи при этом западником, если говорить про пути развития, но мне претит, когда люди перестают говорить на нормальном русском языке. Мне кажется, что это очень большая проблема, и если мы перестанем дорожить тем языком, на котором говорили даже, условно, не Толстой и не Пушкин (я думаю, мы бы их вообще не поняли сейчас), а хотя бы в 60-е…

Арасланов:

— Нуждается ли язык в защите?

Арбенина:

— Язык?

Арасланов:

— Конечно. Язык – настолько живая субстанция, что если через 5-7 лет нормой языковой станет звОнит, а не звонИт, то мы ничего этому противопоставить не сможем.

Арбенина:

— Я буду всегда говорить звонИть. Не позвОнишь, а позвонИшь. Никогда в жизни я не скажу позвОнишь, даже если мне отрубят башку. Я не могу. Для меня это дико. Очень много этих ужаснейших… Ну ладно, мы не берем кофе, это в принципе такое общее место – средний, мужской род. Или деньрождение, которое среднего рода вообще. Деньрождение, оно моё. Постоянно, когда я слышу от своих детей (они же общаются с разными людьми): «Деньрождение, оно придет», я говорю: «День чего? Рождения». И язык все-таки нуждается в защите.

Арасланов:

— В законодательной? Или вот в такой защите – об этом говорить надо, но не законодательно?

Арбенина:

— Защита это культура. Нужно защищать язык своей интеллигентностью и культурой. Есть культура языка, ее никто никогда отменить не сможет. Если ее отменят, мы просто деградируем, абсолютно точно.

Арасланов:

— Может быть, и так. Посмотрим. Вас, по идее, можно назвать украинским Градским.

Арбенина:

— Почему это?

Арасланов:

— Потому что вы в «Голосе» двоих победителей наставничали.

Арбенина:

— А Градский уже, кажется, 22 сезона отсидел.

Арасланов:

— А вот это наставничество, оно внутри, оно есть?

Арбенина:

— Есть. Если бы это было вот здесь, я бы уже давно слетела со всех этих начинаний. Но мне действительно это нравится. Мне действительно нравится, если на сцену выходит парень, если говорить про украинский «Голос», там же всё спиной, и когда он начинает петь, я просто понимаю, что это талантливый мальчик, я нажимаю на кнопку (так случилось, что это был Рожден Ануси), а потом он начинает, кстати, звучать в России и в русском «Голосе» дети поют его песню, я в него верю, я даю ему силы, и он начинает идти вперед в своем творчестве. Это же классно.

Арасланов:

— Потребность именно в наставничестве или в том, чтобы иметь отношение к чему-то большому и классному?

Арбенина:

— Слушайте, я имею отношение к очень большому и классному. У меня три таких ребенка. Это «Ночные снайперы», Артем и Марта. Мне больше не надо. Поэтому иметь отношение – нет, не надо на себе тащить других людей. Успехи других людей, начинания других людей, они всё сделают сами, главное, ты дай им силу, дай им ощущение того, что они талантливые, и больше ничего не надо. И свой номер телефона, чтобы он мог позвонить каждую секунду, когда ему нужно будет.

Арасланов:

— Так оно и происходит?

Арбенина:

— Да, так происходило. Мы сейчас как-то перестали общаться, а когда он звонил, мы с ним разговаривали по два часа.

Арасланов:

— У вас-то откуда столько времени и сил этим заниматься?

Арбенина:

— А я не могу человека прервать. У него поток, у него болит, он заканчивает свой альбом и т.д. Это был очень интересный период времени. Мне кажется, что надо делиться, если тебе не жалко. Если тебе не жалко, нужно делиться тем, что ты, может быть, как-то понял уже. И может быть, поможет.

Арасланов:

— А мы с большим удовольствием делимся песнями из нового альбома «Ночных снайперов». Спасибо вам огромное за этот разговор.

Арбенина:

— Потрясающе. Антон, я вас запомню самым интересным интервьюером, скажем так, и глубоким человеком.

Арасланов:

— Мне очень приятно.

Арбенина:

— Я не зря ехала. Это абсолютно точно. Спасибо большое.

Арасланов:

— Спасибо вам.

17.03.2016