2016 11 24 Газета «Спорт-Экспресс»: интервью «В спорт меня привел Турчинский»

Диана Арбенина пришла на хоккей – и пригласила обозревателя «СЭ» в свою ложу. Матч вышел как на заказ, будто специально для такого гостя выложились: «Динамо» – ЦСКА, восемь шайб, буллиты, драка…

Диана в восторге:

– Ой! Вы видели, как он его? Ха! Им реально дали подраться!
– Жаль, недолго.
– Недолго – но дали! Не сразу разняли. А вот момент был классный, когда он поломал клюшку. Видели, нет? В разные стороны разлетелось!
В буллитной серии очередь доходит до Ничушкина.
– Вот это парень крутой, только из НХЛ вернулся, – склоняется кто-то над ухом Дианы.
Арбенина немедленно достает телефон – и бросок «парня крутого» мимо ворот сохранен на века.
Артем с Мартой, дети Дианы, тоже здесь. Артем, набегавшись, останавливается около мамы. Оттягивает ворот свитера и молча смотрит в глаза, не желает отпускать.
Мама счастлива. Все вокруг – тоже.

ЦЕРКОВЬ В АМСТЕРДАМЕ

– Скажу сразу – на хоккее я впервые. До этого пару раз ходила на футбол. 26 ноября в этом дворце у меня концерт – во многом поэтому я здесь. Хотелось изучить площадку. Ну и хоккей посмотреть, конечно.
– Почувствовать, что за акустика?
– Даже не это – почувствовать атмосферу, которую создают люди. Футбольные и хоккейные матчи – самое показательное единство. Этому единству стоит поучиться тем, кто ходит на концерты. Как тут болеют! Это же просто капец!
– Привели и Артема, и Марту?
– Да.
– Я здесь, – сообщил Артем откуда-то из-под стола.
– Тема здесь ползает. Марта на трибуне. Вот думаю, куда его отдать: либо в водное поло, либо в хоккей. Борются во мне две идеи. Две секции разом ему не потянуть.
– К чему ближе?
– Мне кажется, хоккей… Но он очень любит плавать!
– Уютно вам на хоккее?
– Очень нравится. Здесь вообще приятно. Нет оголтелости нецивилизованной, которой я очень боялась. Это ведь новое сооружение, правильно?
– Совсем новое.
– Вот то, что я вижу, меня очень захватило. Думаю, я на хоккее не в последний раз.
– Что со звуком в этом дворце?
– Мне здесь нравятся басы. Но оценивать невозможно – потому что на хоккее запускают фонограмму, а у нас живой концерт. Мне говорили, что здесь сложная акустика.
– В чем?
– Все разлетается! Это не замкнутое пространство, не сухая коробка, в которой легче отстраивать звук. Но я вам скажу так: могу играть везде. Если уж мы начали с того, что сыграли в самолете…
– Ничего себе.
– Да, 20 лет назад у нас был концерт в самолете. Думаю, получится и здесь. К тому же я давно хотела сыграть на стадионе. Почему нет?
– Про самолет не знал. Слышал про Псков – там вам обещали аудиторию пединститута, но пришлось играть в бистро. В Омске выступали в гей-клубе…
– Гей-клуб?! Что-то я не помню такого. Надо у директора нашего уточнить. Прямо сейчас спросим. Ася, выступали в гей-клубе? Нет? Вот видите – не было такого. А бистро в Пскове помню. Там очень рычал холодильник: «Р-р-р…» Но все это не сравнится с другой площадкой. Была в моей жизни по-настоящему странная. Удивительная.
– Это какая же?
– Самая классная по своей странности – церковь!
– Где?
– В Амстердаме. Это было круто. Очень сложно с точки зрения акустики. Эхо такое гуляло, все уходит в высоту: «Ууу…» Но либеральность мероприятия меня поразила. Все это можно было сделать, не оскорбляя ничьи чувства. Классно!
– Есть зал, о котором мечтаете?
– Очень давно была у меня одна мечта… Еще группы не существовало. Парень мой жил в Москве, а я в Питере. Ездила к нему в гости, постоянно находилась в каких-то поездах, «Сапсан» еще не придумали… Словом, все было по-другому. Самое начало 90-х. Тут в Москву приехал Ник Кейв, выступал на Горбушке. Я его так любила!
– Можно понять.
– Я до сих пор помню этот момент – зеленый свет, он выходит с ослепительно белым полотенцем на плечах. Вот тогда-то подумала: «Я хочу быть рок-звездой…» А самое главное, родилась мечта – сыграть на Горбушке!
– Случилось же?
– Да. Сыграли там двойной концерт лет пятнадцать назад. Больше ни о каких площадках не мечтала.

ТОСКА ПО БОКСУ

– Где вас только не встретишь. Сегодня вот на хоккее в Москве, до этого виделись в Хасавюрте – открывали маленький стадиончик…
– Может быть!
– Вижу, не помните. А там тоже был спорт.
– Не помню. Я вообще начала интересоваться спортом сравнительно недавно. А совсем пристально и конкретно – с 2014 года. У нас была сложена времена, я стала ходить в спортзал и боксировать. Активно это делать!
– Вы – боксировать?
– Ну да. Причем не от случая к случаю. Есть тренер, который со мной профессионально занимается боксом. Мне это очень нравится. Вот представьте – вы увлечены гастрономией, например.
– Представил.
– Если тебе интересно это блюдо – почему не попробовать другое? Может, еще и поэтому я сегодня на хоккее. Вроде бокс и хоккей – разные вещи. Но я полюбила спорт и пробую все.
– Артист должен беречь лицо. Какой бокс, Диана?
– Бокс – это не драка. Не избивание. Я занимаюсь боксом в свое удовольствие. У меня задача не получить по физиономии, а тонус!
– Для тонуса достаточно лупить по мешку.
– Нет, это скучно. В конце каждой тренировки у меня спарринг. Но по лицу еще ни разу не получала.
– Главное открытие, которое подарил вам бокс?
– Что это не тупая мочиловка, а действительно классный вид спорта. Это стратегия, это танец, это реакция… Как двигается профессиональный боксер на ринге – просто загляденье! Какие оттяжки, какие нырки! Вы что! Какие апперкоты!
– Разделяю ваше восхищение.
– Это очень красиво. Вовсе не поломанные носы. Мне постоянно задают вопрос: «Они же тупые, эти боксеры…» Да не тупые они!
– Вы полагаете?
– Вообще не тупые! Понятно, что в конце карьеры иногда случаются такие травмы, которые корежат сознание, но я сейчас говорю о другом. О том боксе, который люблю я. Этот бокс не тупой!
– Знакомые в спортивном мире появились?
– Вообще-то меня в спорт привел покойный Володя Турчинский. А чтоб я сейчас с кем-то сдружилась… Такого нет. Мой тренер Баграт рассказывает, что спортсмены относятся ко мне с большим уважением. Поймите правильно, я не горжусь тем, что занимаюсь боксом. Не выпячиваю это. Мне просто нравится это делать. Я узнала, что такое «тоска по боксу». Ловишь себя на мысли, что очень хочется идти и боксировать. Без этого уже не можешь. Я тренируюсь в любом состоянии и в любой момент.

КОРЕЙСКИЙ МУЛЬТИК

– Турчинский был очаровательный, грустный человек.
– Это так.
– К какому разговору особенно часто возвращаетесь памятью?
– Володя спас меня от сильной тоски, которая приключилась в 2002 году. Тогда мы сделали альбом, а звукозаписывающая компания положила его в стол. Я себя чувствовала Осипом Мандельштамом, который пишет стихи – а их никто не публикует. Артист, который вам скажет: «Мне все равно, публикуют или нет…» – он врет! Если что-то написал – для тебя очень важно, чтоб это услышали люди. Иначе через какое-то время просто писать перестанешь.
– Что за альбом положили в стол?
– «Цунами». Один из самых удачных в нашей дискографии. Компания очень долго зрела, чтоб его выпустить. А пока она зрела – я потихоньку сходила с ума.
– Каждый сходит с ума по-своему.
– Я не понимала, что делать дальше! Понятно же, надо сначала этот выпустить, а потом – еще что-то. В этот самый момент мне предложили озвучить мультик.
– Как интересно.
– Корейский мультик. Я там была вся из себя героиня, размахивала мечом. А одним из партнеров был как раз Турчинский. Так познакомились. Очень друг другу понравились. Вот он меня и привел в спорт. А главное, что от него услышала… Я тогда была салагой. Для меня, кроме рок-н-ролла, не существовало ничего вообще. А у Володи уже была семья, работа, «Каскадеры», поездки… Когда я уезжала, Турчинский подошел ко мне. Я открыла окно – и услышала простые слова: «Запомни! Все, что ты делаешь, ты делаешь для своей семьи. Ты должна все нести в дом». Эта фраза мне реально помогла. Я очень любила Турчинского.
– Ирина у него уже была?
– Конечно. Уже и дом тот построили, в котором время спустя случилось несчастье. Но я-то жила по совершенно другим законам – и подумала: «Такой классный, отрывной парень – и говорит мне настолько простые вещи…» Но в душе отложилось. Все-таки нас делают все люди, с которыми встречаемся в жизни. Может, именно от него я получила силу для тренировок. Но что он первый со мной заговорил о доме и семье – это совершенно точно.
– В каком-то интервью обмолвились – папа ваш работал врачом в гимнастической сборной у Ирины Винер…
– Да, так и было. Мой отец был доктором в женской сборной по художественной гимнастике. Но это такая тема… Мы люди простые – говорим прямо!
– Так скажите.
– Отец всегда шел поперек тренера – ему по долгу службы надо беречь людей. Все-таки врач. Ему категорически не нравилось, как их ломали, как из них выбивали победы… Работа на выживание, по 2 – 3 тренировки в день. Это, конечно, кошмар. Это очень жестокая жизнь, существуют они совсем не по законам обычных 17-летних девчонок.
– Долго он как врач продержался в этой среде?
– До-о-лго! Ездил с ними на Олимпиады. Отец очень хороший врач. По большому счету никаких правил менять не собирался. Просто высказывал свое мнение. Что-то смягчал. От доктора там ничего не зависит – есть тренер, он батька. Любая девочка ведь могла уйти. Но все оставались!
– Это ведь папа вам в детстве показал три аккорда из Окуджавы?
– Да. Сказав: «А дальше – сама…»

«МАМ, НЕ БОЙСЯ. Я НЕ КУРЮ…»

– Бокс на своих детей не примеряли?
– Вот про Тему думаю. Это было бы хорошо. Пожалуй, бокс есть в этом списке – хоккей, водное поло или бокс. Но мне кажется, бокс для него сейчас – жестковато. Зато вода – это так классно! У Темы очень много энергии, а вода расслабляет. Выносит все это… Вот посмотрите – он постоянно что-то делает. Пришел в первый раз на хоккей, уже через минуту стал болеть. Гляжу – уже какие-то речовки подхватывает…
– Удивляют постоянно?
– Не то слово!
– Чем особенно сразили за последнее время?
– Да был момент! Почему-то девяносто процентов россиян интересовались выборами в Америке. Но я никак не ожидала, что это моих детей зацепит. Вот как-то стою на кухне, мою посуду. Они сидят, едят кашу. Время – полвосьмого утра. Тут Марта поднимает голову и произносит: «Кстати, Тема…» Уже здорово!
– Бесподобно. А дальше?
– «Ты за кого будешь голосовать – за Хиллари или Трампа?»
– Что Тема?
– Тот все-таки помладше мозгами, в этом возрасте пацаны не поспевают за девочками. Тема смотрит на нее внимательно, задумался. А Марта: «Ладно, можешь не отвечать. Я за Хиллари!» Тема молчал-молчал, потом: «Ну и я тогда за Хиллари». Марта ко мне поворачивается: «Мама, а ты будешь за кого голосовать?» – «Да ни за кого, нет у меня права голоса…»
Дети удивляют своей отзывчивостью. Я наблюдаю за их сверстниками – но я такого не вижу. Может, дома они тоже такие? Но моих если попросить что-то сделать – они бегут и помогают. Это я в них развиваю.
– Тему взяли на концерт в Казани. Тем же вечером он принялся петь ваши песни.
– Точно!
– Сейчас поет?
– У Артема с Мартой любимый альбом сейчас – «выживут только влюбленные». Могут непонятно чем заниматься, она рисует, он бегает… И вдруг, пробегая, выдать: «А я люблю наотмашь!» Интересные же вещи у него в голове крутятся?
– Это точно.
– У Марты любимая песня – «Амели в аду». А у Темы – «Государство». Обе – жесткие. Мой барабанщик, услышав, под какие песни дети засыпают, усмехнулся: «Неплохие колыбельные!»
– На родительских собраниях интересное слышали?
– Я слышала, что они примерные, классные ученики, которые очень легко все схватывают и прекрасно себя ведут. То, что говорят такое про Марту, меня не удивляет. А вот Артем… У него было очень плохое поведение в саду. Кажется, единственная мама, которую регулярно вызывали в сад, была я. Не собираюсь его выгораживать, но часто думаю – мы пытаемся своих детей запихнуть в какие-то рамки. Если перед ним большое пространство и хочется бегать – пусть бегает!
– Это трезво.
– Как-то в ящичке собираю его вещи и вдруг вижу в дальнем углу окурок! Вы представляете? Обомлела: «Ооо! А это что?!» Воспитательница рядом: «Это он, наверное, в парке подобрал». Тут поворачивается сам Тема: «Мам, не бойся. Я не курю». Ему 4 года было!

ПЕСНИ НА САЛФЕТКАХ

– Когда вашей мишенью был мотоцикл. Случился он в вашей жизни?
– Да, у меня «Харлей».
– Первые впечатления – когда сели?
– Мощь, невероятная мощь! Я его пока боюсь. Надо пообщаться с инструктором, чтоб все-таки его оседлать. Я бы не хотела погибнуть на дороге.
– Так и стоит «Харлей» толком неопробованный?
– Чуть-чуть поездила. Надеюсь на предстоящий сезон, весна-лето…
– Папа ваш всю жизнь мечтал на мотоцикле доехать из Магадана в Рязань, но так и не сбылось. У вас есть мечта, которую выполнить было по силам, но до сих пор почему-то не выполнилось?
– Я бы махнула в кругосветное года на два!
– Вот это мечта так мечта.
– Но я себе не представляю, как брошу коллектив. Ему через два года как раз исполняется 25 – и тут я, представляете, взяла и свалила! Разве так можно? Я не могу себе позволить уйти с работы хоть на какое-то время. Правда, сейчас будет пауза. Вот отыграем в Москве, Питере, Израиле…
– Большая пауза?
– Год.
– Ого.
– Этот год не будет крупных концертов вообще. Начнем готовиться к четвертному, к 25-летию. Пока не представляю, как это – год не играть.
– Допустим, человек не знает ничего вообще о «Ночных Снайперах». Три песни, которые стоит послушать, чтоб все о вас понять?
– Из пятисот выбрать три? Я не могу так, правда… Огорчу другие песни. Они на меня обидятся – и забудутся.
– Они живые?
– Конечно, живые. Они – дети! Если ты плохо к ним относишься – просто не поются. Могу назвать три песни, от которых я не устала: «Тридцать первая весна», «Ты дарила мне розы» и «Морячок». Вот должна была устать, а не устала ни на секунду.

– Самые интересные обстоятельства, при которых приходила песня?
– Я их пишу везде. Мне совсем не нужны какие-то «условия». Главное, чтобы была ручка и лист. Если нет листа – годится салфетка.
– Много песен вышло с салфеток?
– Очень часто писала на салфетках! Вот «Тридцать первая весна» так и родилась – на салфетке в каком-то кафе. Рядом были два друга, которые пили водку. А я сидела и писала песню. Такое часто бывает: вокруг компания, все чем-то занимаются, выпивают… Я сижу и пишу. Голову поднимаю и вижу – все пьяные. А я опять отстала от поезда…
– Зато у вас все готово?
– Вот! Очень много песен появилось в самолетах. Вообще на ходу. Бывает, я их не записываю. Если это было что-то стоящее – оно еще раз придет. Если в голове мелькнула строка и никакой возможности записать, я сильно не переживаю по этому поводу. Жду, когда она вернется.
– Всегда возвращается? Или обманывает?
– Если не вернулась – зачем она нужна? Пусть гуляет!

ЧЕРВОНЦЫ ИЗ ВЫБОРГА

– Вы когда-то мечтали попасть в музей Маяковского. Удалось?
– Нет.
– Почему?
– Вот не дошла. Я попала в ту же ситуацию, что и все москвичи. Если ты живешь в этом городе, у тебя есть семья и работа, машина постоянно стоит в пробках – очень сложно выкроить время на что-либо. С другой стороны, подрастают дети. Недавно выхожу из клуба, где занимаюсь спортом, иду мимо Зоологического музея на Большой Никитской. Думаю – обязательно надо их сюда сводить!
– Последний музей в вашей жизни?
– В России?
– Где угодно.
– Кстати, это история! «Пионерские чтения» проходили в музее современного искусства. Я тогда еще подумала – хорошо бы сюда вернуться. В тот день только читала, а хотелось бы еще посмотреть.
– Вы столько ездите, столько видите. За последний год – место, которое вызвало особенно много эмоций? Показало, что совсем не разучились удивляться?
– У меня все поездки сейчас связаны исключительно с концертами. Я много путешествовала до 2009-го. Трудно найти место, где бы я не побывала. А потом родились дети, и все закончилось.
– Сейчас легче не стало?
– Сегодня вообще со свободой покончено – они пошли в школу! Сейчас понимаю: еще недавно какая-то свобода была, из садика можно в любой момент их забрать. Ничего не случится. Теперь-то все иначе. Выдергивать из школы очень сложно. Поэтому могу только рассказывать, куда бы я поехала.
– Так куда?
– Куда-нибудь на Восток. Туда, где никто не торопится. А еще в Перу. Вот там не была.
– Однажды поклонники подарили Шевчуку гитару Gibson 1957 года за 50 тысяч долларов. А вас каким подарком особенно удивили?
– Мне дарили гитары за такие же деньги, если не дороже. Но я не хочу об этом говорить.
– Почему?
– А зачем? Ну мы же не хвастаемся, правда?
– Такой подарок – признак любви.
– А вот мне кажется, признак любви – это когда человек приходит на концерт и не диктует артисту, что ему делать, что он должен петь. Почему-то фанатам часто становится очевиднее, что тебе надо исполнять. Говорят: «Не то, не то, не то…» А ты думаешь – какого черта «не то»?! Это моя жизнь, мое творчество! Поэтому давайте говорить о других подарках. Мне как-то вручили сенбернара. Вот это был подарок! Но все равно, самый классный подарок – это приход на концерт и цветы. Когда-то мы давали один из первых своих концертов, было это в Выборге. Билет стоил червонец. Я до сих пор помню, как смотрела вечером на кипу мятых десяток – и представляла каждого человека, который пришел. Вот это во мне до сих пор живо. После каждого концерта – те же самые «десятки». Люди пашут с утра до ночи, а потом им не жалко взять и заплатить за билет. Я это очень ценю.
– У сенбернара была долгая и счастливая жизнь?
– Прожил 12 лет. И жил он хорошо.
– К слову, о гитарах. У Высоцкого была совершенно уникальная гитара мастера Шуликовского, которую даже настраивать никому не позволял. Только сам. Лучшая гитара, которую видели у музыканта?
– Каждому свое…
– Куда отправляются протертые?
– Пока стоят дома. Меня просят их продать, но пока держусь. Всему свое время. У меня же дети – им нужно оставить наследство…
– В 2014-м вы пережили какой-то ад, вам отменяли концерты…
– 70!
– Ничего себе.
– Нет, ошибаюсь. 70 мы дали и 35 сорвалось.
– Любая острая ситуация чему-то учит. Чему вас научил тот год?
– Оставаться собой. Ни в коем случае не прятаться, не бояться и не идти на поводу у людей, которые хотят тебя просто… Уничтожить ни за что.
– Что-то в вас после того года изменилось навсегда?
– Вот как раз я поняла, что главное – это семья. А еще трезвая и здоровая голова. Надо оставаться добрым даже в ситуации, когда тебя пытаются загнать под каток.
– До того года вы говорили, что депрессий у вас не бывает. Готовы повторить?
– Конечно! У меня не было депрессии. Вы что? Я стала заниматься спортом, ходить в театр, в кино. Наконец, занялась детьми больше, чем занималась до этого. Я классно использовала время. Все в порядке.

«ПИТЬ НЕ НАДО. ЭТО КАЧЕЛИ»

– Когда-то у вас был дуэт с Певцовым. Есть человек, о дуэте с которым вы мечтаете?
– С кем бы спела? (Пауза.) Не знаю. Я бы познакомилась с Бобом Диланом. Была на его концерте в Риме. Когда ему присудили Нобелевскую – я поняла, что справедливость существует! А с кем спела бы – не представляю. Мне сейчас комфортно в самой себе. Впрочем, мне всегда комфортно. Дуэты не мешают. У меня случился отличный дуэт с Юрием Башметом. Я не жалею, что это было.
– Действительно, отличный.
– Он дирижировал оркестром, я – пела. Я считаю, это тоже дуэт. Мне и до этого предлагали выступить с оркестром. Было модно, все играли с симфоническим оркестром. А мне казалось, это очень скучно. Ну, ей-богу, скучно… Как может рокеру нравиться играть с симфоническим оркестром? Вот как?
– Только если попробовать.
– Ну попробовать… Я попробовала с группой «Би-2», они зазывали меня в свои концерты на три-четыре песни. Но вот просто так стоять и петь? Для этого должен быть человек, который меня сильно заинтересует!
– Каким образом?
– Он должен быть рок-н-ролльным. Это не только стиль музыки, это стиль жизни! Вы можете быть рок-н-ролльным человеком – и неважно, что вы журналист. Есть такие люди, это состояние духа. Как спортсмен – это не только человек, который лупит грушу профессионально, а тот, кто просто любит спорт.
– Башмет – рок-н-ролльщик?
– Это такой рок-н-ролльный мужик! Просто поразительно!
– В какой момент вы это поняли?
– Я за ним наблюдала. Мы не были знакомы, но я прекрасно знала, что у него внутри. Когда мне говорили: «Ну давай уже, давай, давай…», я в полушутку, чтоб от меня отстали, ответила: «Если будет оркестр – только с Башметом». Люди даже не удивились: «С Башметом? Хорошо!» Кинулись искать выходы на Башмета.
– Его реакция?
– Я скромная. Все время кажется, что меня никто не знает. А он – оказывается! – меня знал и с большим уважением относился. Как-то мы встретились на корабле, тот, что на набережной стоит. Знаете такой?
– Кораблик на вечном приколе, ресторан?
– Да, наверное. Я пела «Лети, моя душа», Башмет проходил мимо. Взглянул на меня: «То, что вы делаете, это ведь гениально!» И пошел дальше. Вот так мы первый раз мимо друг друга прошли.
– Это правда, что перед концертом надо выпить чуть-чуть коньяка – для согрева связок?
– Фигня! Не надо ничего пить перед концертом. Не надо! Если вы хотите разогреться, закажите в техническом райдере беговую дорожку. Ходите 30 минут. Вот вам и связки, и тонус, и все-все-все. Не надо пить, вообще пить не надо. Это же качели.
– Все понятно.
– Й-й-яу! Тебя подняло, потом опустило. Нужно догнаться – ты еще раз накатываешь. А потом стоишь пьяный на сцене. Кому это надо?

БУЛЬТЕРЬЕР В СУМКЕ

– То ли покойный Зельдин, то ли Боярский мне рассказывал – на сцену к артисту регулярно выходят сумасшедшие. Особый дар – аккуратно выпроводить не обижая. К вам тоже выходили?
– У меня был ужасный случай! Играем в Лужниках, презентация то ли «Бонни и Клайд», то ли «SMS». Большой был концерт. Еще и какая-то дата особенная. Стою, пою с закрытыми глазами.
– Что именно?
– «Потанцуй со мной». Сцена большая, все по точкам. Открываю глаза оттого, что понимаю – рядом изменился воздух! Не запах, а сам воздух. Понимаю – что-то произошло.
– Что увидели?
– Поворачиваю голову – в сантиметре от меня стоит женщина в черном пальто до пят, в черной шапке. Такая вся черная, руки в карманах. Капец, думаю. Террористка! Как ее пропустили кордоны – непонятно. Она прошла через всех секьюрити. Поднялась на сцену, встала рядом со мной, они это наблюдали.
– Что-то сказала?
– Тут же падает в обморок! Нормально? Немая сцена, секьюрити наконец выбегают, ее выносят… Вот это был кошмар. Я реально испугалась!
– Неужели настолько?
– Был случай, когда во время песни случился припадок эпилепсии у женщины. Я, помню, сиганула в зал. Кричу своему технику: «Гриня, давай ложку!» Тот примчался с ложкой, вместе приводили ее в чувство. Потом я звонила, узнавала, как ее здоровье…
Был случай, когда я в очередной раз прыгнула в толпу. Это было в Питере.
– Там-то что случилось? Толпа расступилась?
– Каким-то образом не стало моих кроссовок. Запасных не было. До гостиницы пришлось идти пешком – хорошо, летом все происходило. Еще был случай – уже после того, как на день рождения в Москве мне подарили сенбернара, играем концерт в Питере. Это тоже к вопросу о безумных.
– Тоже кто-то вышел?
– Пою. Вдруг выходят на сцену две девахи. Как прошмыгнули мимо секьюрити – тоже непонятно. Там стоял огромный шкаф Рома, как можно было его обойти – не объяснить. Такой нависающий человек. Вручают мне сумку и сразу сваливают. Я почему-то ее машинально беру. Тут сумка начинает шевелиться.
– О, Господи.
– Потом из нее потекло – там был щенок, который от этого ужаса, гвалта, шума и летней жары, конечно же, описался. Я распахнула сумку – зверь, маленький бультерьер! Вот вы представляете – чтоб дома жили бультерьер и сенбернар?
– С трудом.
– Я в шоке: «Ну каким местом вы думаете, ребята?» Хорошо, рядом были друзья, взяли эту собаку и таким образом меня спасли. Она жива и здорова, с ней все в порядке. Назвали Арчи. Таким случаям нет конца.
– Вы недавно проводили серию встреч со студентами по всей стране.
– И буду проводить дальше.
– Миллион лиц, тысячи вопросов. Какой-то остался в памяти?
– Мне задают несколько одинаковых вопросов. Такой, например – «возможно ли пробиться без продюсера, денег и постели?» А это как раз мой случай. Без продюсера, без денег и без постели. Так приятно отвечать этим 17-летним: «Ребята, это все мифы о продюсерах! Не надо ничего этого. Если вы действительно не можете не петь, посылайте на фиг все остальное. Потому что вас просто перемелют. Не доверяйте!» Сегодня ты, а завтра – другой. Этим продюсерам нужно кидать дрова в топку, а вместо дров у них люди. Мне приятно отвечать на этот вопрос – потому что 23 года существую совершенно самостоятельно. Мне никто никогда не помогал, в меня не вложили ни копейки. Это классно!
– Вообще никто и никогда?
– Ни разу. Была звукозаписывающая компания, с которой мы заключили контракт на альбом. Они дали нам, условно говоря, пять тысяч долларов. Ты все это обязан вернуть своими пластинками. Поскольку я ни черта не соображала, мой бывший директор тоже, подмахнули контракт – авторские права на альбом принадлежат этой компании на 50 лет после моей смерти.
– Вы же судились?
– Да, у меня классный юрист. Отвоевали права обратно.
– Был хоть один вопрос из зала, хоть одна записка, которая вам очень не понравилась?
– Эти встречи со студентами всегда совмещены с концертами. Сначала такая встреча, потом на радио, телевизор… Вечером – концерт. Когда такое повторяется каждый день – можете себе представить, как устаешь. Вот однажды приезжаем в Омск, и я понимаю – сил нет никаких. Ни встречаться, ни прощаться, ни на что. Может, только отыграть концерт. Но мне необходимо отправляться к студентам. Мы долго едем, вокруг грязь, слякоть, март… Перед аудиторией чувствую – меня шатает.
– Как быть?
– Я захожу – и с порога накрывает такая волна любви от этих людей, такая инъекция бодрости! О-па – и появились силы на все! А плохого мне никогда никто не говорил. Настолько ждут и любят, что мне даже неловко и от этого ожидания, и от этой любви. Были острые вопросы. Для студентов они кажутся острыми. Неуважения не было никогда.
– Самый адский график, в котором вы существовали? По три концерта в день бывало?
– У меня было двенадцать концертов подряд, каждый день. Это тяжело. Нужно хотя бы между седьмым и восьмым устраивать, как мы говорим, «день артиста».
– Что ж не устроили?
– Я отдыхала, была в отпуске. Мой менеджер спрашивает: «А не сыграть ли без выходных? Что думаешь?» Я обрадовалась: «Классно, классно!» Конечно, классно, если я отдыхаю в этот момент. Когда все началось – тут-то мы и взвыли. Бывало у нас и по три концерта в день. Но редко.
– Был древний документальный фильм про клоуна Енгибарова. Тот возвращается в гримерку после третьего за день представления – и не может сам прикурить, руки дрожат. У вас – что за ощущения?
– Я помню Тель-Авив. Два концерта подряд, с интервалом в полтора часа. Было очень жарко. Отыграла первый, у меня оставалось полтора часа, чтоб прийти в себя. Легла на лавку, мне хотелось пить – но не могла проглотить воду. Пыталось – и не получалось! Ушел глотательный рефлекс! Стало страшно.

180 ПО НОЧНОЙ МОСКВЕ

– Когда-то вы любили гонять на машине по ночной Москве, Питеру…
– Вот недавно попала. Еду по ночной Москве – а на мосту то ли пять, то ли шесть патрульных машин. Мужички стоят, покуривают. Никого же нет, глухая ночь. И тут я со свистом – мимо них!
– Остановили?
– Спрашиваете! Подходят: «Девушка, здесь с какой скоростью можно ехать?» Я предполагаю: «Восемьдесят». Уже неправильно – можно было шестьдесят. Они смотрят на меня: «Восемьдесят? А вы ехали со скоростью сто восемьдесят». – «Да? Не может быть!»
– 180?!
– Может, и двести. Около этого. Хорошо, я умничать не начала. Слово за слово, как-то меня отпустили. Прав не отобрали. Хотя могли.
– А я спрошу напоследок, как Башмет: понимаете, что то, что вы делаете – это гениально?
– Нет. Я просто играю, и все.
– Самой себе такое не говорили, судя по всему.
– Мне это говорят, не скрою, часто. Но мне все время кажется – люди, наверное, чего-то не понимают.
– Кроме отзыва Башмета – чей отзыв запомнился особенно? От кого совсем не ждали?
– От мамы. Она руки не подала, когда я уезжала из Магадана, а тут… Наверное, я что-то делаю правильно, если меня вдруг принимает мама. Это очень круто.
– Когда вы это поняли – что принимает?
– Вот как-то не сразу. Она увидела меня по телевизору, мы стали созваниваться, сказала она теплые слова достаточно недавно… А, когда я родила детей!
– Рассказывала, как увидела вас первый раз по телевизору?
– Чтобы она еще это сказала! Чтобы она еще признала свои ошибки! Хо-хо! Ну увидела и увидела. Просто стала звонить мне. Знаете, когда родители не звонят – это достаточно тяжело. А ты понимаешь, что обратного пути нет.
– Долго не звонила?
– В первый год мне было очень тяжело. Еще и потому, что совсем не было денег. Все, что зарабатывалось, тут же – фьють! – улетало. Но мы были счастливы. Да и время было отличное. Тяжело – не значит плохо.
– До тех десяток в Выборге было еще далеко?
– Конечно, вы что! Десятки, ха! Когда смотрели на этот ворох, было ощущение, что «Уэмбли» собрали…

Автор — Юрий Голышак

24.11.2016