2003 11 Digital Photo: «Один день со Светланой Сургановой»

корреспондент — Маша Дягилева

Для того чтобы рассказать вам про эту интересную профессию, которую вообще трудно загнать в рамки какого-то одного понятия, я отправилась в славный город на Неве, где находится место постоянной локации VIP-Punk-Decadence (как они сами себя называют) группы «Сурганова и Оркестр».

«Во время концерта я чувствую себя хулиганистым ребенком, которому позволено и простительно все. У меня нет ощущения того, что я являю миру что-то такое очень важное или пытаюсь кого-то научить жизни.»

Света, как называется твоя профессия?

— Светлана Сурганова — моя профессия. Наверное, для окружающего мира я — одна из создательниц группы „Ночные Снайперы», автор-исполнитель песен, а теперь еще и руководитель очень веселого и замечательного коллектива под названием „Сурганова и Оркестр».

— У каждого, кто занимается музыкой, по определению не может быть монотонной пятидневной рабочей недели, состоящей из одинаково сменяющих друг друга дней, которые включают „стандартный набор» функций и обязанностей. Каков твой рабочий день?

— У меня ненормированный рабочий день. Время максимально концентрируется в период подготовки и записи альбома. Потом можно расслабиться: проходит презентация — это такой выдох. Потом начинаются концерты, к сожалению, пока не очень частые, потому что коллектив у нас хоть и трудоспособный, но о нем пока еще мало кто знает в рамках страны. Это раз. Во-вторых, если говорить о рабочем дне, то этот темп жизни мне очень подходит. Он вообще мне кажется очень свойственным для русской нации. Потому что русские — это не те люди, которые педантично, стабильно, с утра до 6-7 вечера, каждый день, с одной и той же отдачей и трудоспособностью готовы трудиться до следующего отпуска. Русские, мне кажется, вообще по сути своей оголтелые. Они могут валять дурака, но потом в какой-то момент способны так сконцентрировать свои усилия, что выдадут за раз то, на что, к примеру, порядочному арийцу потребовался бы год. Вот. В этом смысле я человек стопроцентно русский: могу очень плотно, сутками работать в какой-то период, а могу и бездельничать, и у меня не будет никаких угрызений совести на этот счет.

 Ставишь ли ты себе какие-то сроки выхода альбома, или процесс записи может проистекать достаточно долго?

— Что касаемо первого номерного альбома „Неужели не я», который был записан здесь, дома, — я ставила совершенно определенные жесткие временные рамки. Каждое явление, каждая идея должна иметь свой срок реализации. И скорость выполнения должна быть определенной. Если до бесконечности что-то делать, делать, делать, все это в конечном итоге утрачивает свой смысл, сливается знергия и т.д. Поэтому, когда возникла объективная необходимость записи этого альбома, и, может быть, в первую очередь из-за того, что я имела неосторожность пообещать своим слушателям, что летом он все-таки выйдет (а я люблю держать своё слово), то в итоге 21 июня альбом появился на свет. Мы работали по 18-20 часов в день. Для работы со звуком это достаточно утомительно, потому что уши перестают слышать адекватно. Тем не менее, мы справились. Для тех условий, которые у нас были, и той аппаратуры, на которой создавался альбом, с теми навыками и умениями, которые… которых вообще не было, продукт, как мне кажется, получился очень приличным.

— Первый альбом записывался в домашней студии — твоем рабочем кабинете. Насколько и чем это отличается от профессиональной студии?

— Сейчас цифровая и звукозаписывающая техника стала настолько доступна, что домашние студии позволяют добиваться если не студийного, то очень хорошего качества. К тому же, я собираюсь модернизировать свою студию: приобрести профессиональную звуковую карту, нормальный аудиоконтроль и, конечно, микрофоны. Понятно, что совершенствовать можно до бесконечности, но должен быть какой-то технический минимум, который уже действительно позволит говорить о приличном качестве звучания.

— С какой целью ты записываешь песни, выпускаешь альбомы?

— Каждая запись — это разговор с вечностью. Таким образом ты продлеваешь себе жизнь. Ты умрешь, а диски, если, конечно, они не были пиратскими и их не поломают и не растопчут, или не случится чего-то глобального в мире, то они тебя, конечно, переживут. А еще это подарок друзьям и поклонникам. и, конечно, в записи каждого диска имеет значение такое понятие как самоутверждение, повышение значимости самого себя. это твоё детище, твой продукт, в обнимку с которым ты чувствуешь себя немножечко увереннее в этой жизни.

— Что ты испытываешь до, во время и после концерта?

— До концерта я очень хочу, чтобы меня никто не трогал. Очень хочется какого-то уединения, сосредоточенности, чтобы никто и ничто не высасывало из тебя энергию.

Во время концерта я чувствую себя хулиганистым ребенком, которому позволено и простительно все. У меня нет ощущения того, что я являю миру что-то такое очень важное или пытаюсь кого-то научить жизни. Нет. Я просто становлюсь сама собой, полностью влезаю в собственную шкуру. На сцене я, наверное, более естественна, чем даже дома, в быту. После концерта возникает чувство опустошенности и депрессии. Но это все проходящее. Просто каждый концерт — это мощнейший энергетический выплеск. Чувствуешь себя… голым. Такое ощущение, что у тебя не то что там мяса, нервов, сосудов нет — самого скелета не существует. Ты весь растворяешься. После каждого концерта я дня три восстанавливаюсь. Поэтому сегодня я так много ем! А сразу после концерта бывает два состояния: или я недовольна, или я довольна очень.

— А чем ты можешь быть недовольна?

— Ну, если какой-то некомфортный звук был, или кто-то из музыкантов, например, неудачно играл.

— А зал?

— Залом я довольна всегда. Публика у меня безупречная. Я это очень ценю.

— Насколько необходима поддержка поклонников?

— Стопроцентно необходима! Без них вообще ничего бы не было. По крайней мере, у меня. Вообще, меня на плаву держат только те люди, которым все-таки удалось внушить мне, что мое творчество кому-то интересно. Люди пишут, говорят, благодарят меня. И я не могу это смести со счетов. Поэтому только благодаря публике я занимаюсь тем, чем я сейчас занимаюсь.

— Что бы ты хотела изменить в своей работе?

— Я бы хотела больше заниматься музыкой. Это парадокс, но это действительно так. Больше музицировать самой, работать над своими идеями. А приходится постоянно решать какие-то организационные моменты. То с записью альбома, то непосредственно с подготовкой программы, репетициями — все равно это из разряда организационных моментов. Творчество — это когда ты один, сидишь на кухне, в наушниках, с плеером, играешь на гитаре, записываешь какие- то появившиеся идеи, дорабатываешь их. Таких моментов у меня сейчас очень мало. Не хватает одиночества, не хватает просто свободного времени, когда я могу сесть и заняться всем этим.

— А идеи часто возникают?

— Скажу так: если я сяду, они обязательно возникнут! Вот так была написана песня «Мураками». Я ходила по квартире туда-сюда, и мне захотелось в кои-то веки одеть юбку. Вот. Второй этап — я захотела, будучи в юбке, взять гитару и поиграть — так, хоть что-нибудь, какие-нибудь, переборчики, аккордики вспомнить, может, какие-нибудь гаммы поиграть, упражнения. Взяла в руки гитару, начала перебирать струны и вошла в какой-то транс. Струны сами стали навевать какие-то определенные мысли, мысли навевать какие-то рифмы, и пошло, и пошло, и поехало. Просто я была дома одна, я была в юбке, и у меня в руках оказалась гитара. Появилась песня «Мураками».

— Бывает, что на концертах ты забываешь слова некоторых песен. Ты куда-нибудь записываешь то, что сочиняется?

— У меня куча черновиков, потому что я люблю все очень чисто записывать. Если делаю помарку, я все это дело выбрасываю, пишу по новой. Самый лучший способ — это бумага. Ни на ленту, ни на цифру. Касаемо музыки — да, это магнитофончик, а тексты — они на бумаге рождаются.

— Чем ты могла бы заниматься помимо музыки?

Да чем угодно. Вопрос в другом. Музыка и сцена — это наркотик. Попробовав этот сладкий плод, заниматься чем-то другим потом крайне сложно. Очень сложно. Потому что это огромное удовольствие, особенно когда есть резонанс. Такое количество положительных эмоций тебе не даст никто и ничто. И от этого отказаться… просто самовольно взять и отказаться — это сложно. Если как-то объективно сложится ситуация и то, что мы сейчас делаем, перестанет быть актуальным, или это не будет больше радовать ни меня, ни музыкантов, ни публику, то вся эта лавочка, конечно, прикроется.

— А если будет радовать, то никогда не закончится?

— Да!

— Это радует!

— Конечно. Вообще, заниматься чем-то имеет смысл только тогда, когда это происходит радостно. Надо радоваться самому, радовать других… Но если не получается радовать, то как минимум просто давать какую-то почву для размышлений, питать… Если и этого не получается, то вообще все пропало.

— Понятие «идеальная работа» должно включать в себя несколько составляющих: это способ зарабатывания денег, работа для души, возможность выразить себя и т.п. То, чем ты сейчас занимаешься, это твоя идеальная профессия? Или чего-то все-таки не хватает?

— Мне, безусловно повезло. Я очень ценю сегодняшний день, сегодняшний момент, ту ситуацию, которая сложилась. Потому что, я наверняка счастливее многих людей, которые работают только для того, чтобы прокормить семью, ради того, чтобы создать себе определенный имидж… Они должны все время переступать через себя, наступать на горло собственной песне и т.д. В моем случае — абсолютная гармония. Да, мне нравится это делать, я нахожу отклик, и у меня есть деньги, чтобы их не занимать. По- моему, это здорово. Как долго это продлиться- не знаю. Но пока мне хорошо, и я благодарю своих друзей и Господа Бога.